Второй Фаэтон: восемь часов до смерти

Ярдов через пятьсот такого ковыляния по лесной чаще дошли до едва приметных бугорков прямо посреди деревьев. Один из партизан нажал что-то в дупле дерева, и плита дёрна размером четыре на четыре фута отъехала в сторону. В почве образовался проём, оттуда сочился электрический свет. Партизан постепенно исчез в нём, очевидно, спускаясь по лестнице.

– Идите за ним. Также по одному, – скомандовал главный в группе повстанцев.

Когда Любарский и Маринелли помогли раненому Вальдеку одолеть спуск, все очутились в просторной и неплохо освещённой подземной галерее, уходившей куда-то вглубь, разветвлявшейся дальше, насколько хватало взгляда, на многочисленные коридоры. Здесь им также приказали идти дальше. Навстречу мимо молча проходили другие вооружённые люди в масках. Так шли ещё невесть сколько времени, пока им не приказали остановиться и даже разрешили присесть на невысокие деревянные скамейки вдоль укреплённых брёвнами стенок укрытия. После минут десяти отдыха им вновь скомандовали идти дальше. Снова пришлось поднимать Вальдека и помогать несчастному ползти неведомо куда.

Только тронулись в путь, как навстречу им прошла ещё одна группа вооружённых людей. Глаза одного показались Любарскому чем-то до боли знакомыми. Человек, видимо, тоже узнал Любарского, так как его светло-серые глаза вначале раскрылись широко и удивлённо, затем полыхнули гневом.

– Предатель! – услышал Любарский хорошо знакомый по прошлой жизни высокий женский голос. – Убийца женщин и детей!

Человек, произнесший эти слова, резко поднял автомат и нажал на спусковой крючок. Любарский почувствовал, что земля уходит у него из-под ног и переворачивается.

«Вот и хорошо, – успел подумать он, – Слава Богу, для меня всё закончилось…»

Глава девятая. Земля обречена?

Сознание возвращалось медленно, словно нехотя. Какое-то время Любарский ещё не осознавал себя и не мог вспомнить ничего из того, что недавно произошло. Потом до него донеслись какие-то слова, смысл которых он уловил далеко не сразу.

Бесстрастный мужской голос кого-то наставлял. Судя по ответам, женщину. Женский голос показался ему почему-то знакомым, только он не мог вспомнить, когда, где и от кого он его раньше слышал.

– …Только так ты сможешь искупить свою вину, – говорил мужчина. – Наши законы запрещают убивать без нужды даже животных. За убийство пленных наказание – смерть, потому что это ещё и серьёзнейшее преступление против воинской дисциплины. Таков наш закон военного времени, ты это знаешь. А эти конкретные люди – самое ценное, что сейчас вообще осталось у человечества. Поэтому твоя задача теперь – помочь поднять его на ноги, вернуть к жизни и, самое главное, к научной деятельности уже на наше благо. До этого момента ты не будешь участвовать ни в каких рейдах. Свои же личные эмоции и мотивы мести можешь засунуть себе глубоко в…, – голос произнёс неприличное слово.

– Да, я обязательно выхожу его, – ответил женский голос, и было явственно слышно, что женщина недавно плакала. – Я заслужу прощение нашей бригады. Простите меня пока лично.

– Господь прощает, – отвечал мужчина, – хватит сантиментов.

Раздались шаги. Мужчина, видимо, ушёл.

Кто-то подошёл к Любарскому, начал производить какие-то манипуляции. Запахло йодом, ещё чем-то лекарственным. Сознание у Любарского медленно прояснялось. Он начал осознавать виденное. Он лежал на постели в освещённом дневными лампами помещении с низким деревянным потолком. Над ним с выражением озабоченности и сочувствия на лице склонилась какая-то знакомая женщина. Любарский не сразу вспомнил, как её звали. Кажется, Оксана?..

– Привет, Оксана, – произнёс Любарский заплетающимся языком. Ему даже показалось, что он улыбнулся, хотя со стороны это выглядело как болезненная гримаса. Но он не чувствовал ни гнева, ни боли.

– Тебе сейчас пока нельзя разговаривать, – сказала Оксана.

– Скажи только: ты нашла тут то, что не смог или не захотел дать тебе я?

Оксана вздохнула. Помолчала минуту, видимо, решая, рассказывать или нет. Потом всё-таки решила.

– Да, я была счастлива короткое время. Но теперь осталось чувство мести, и ничего больше. Всё остальное во мне убито.

– Знаешь, я бы сейчас хотел, чтобы ты меня убила. Впереди нас ждёт худшее. Зачем жить?

– Всегда есть, зачем жить, – ответила Оксана.

– Ты вышла замуж? Дети есть?

Оксана вздрогнула, словно ей сделали больно. Так оно и было, судя по всему. Но ей захотелось высказаться.

– Да, я была замужем. Муж – афроамериканец, самый честный и смелый человек, которого я встречала в своей жизни. Да, у нас был сын.

– Почему была? Почему был? А сейчас?

– Я ходила в боевой рейд. Муж, раненый в предыдущем бою, оставался с сыном на одной из наших баз, когда по ней нанесли удар ваши. Муж, как и тысячи моих товарищей, погиб сразу. Сын умер через несколько недель. Лучевая болезнь. Ему было три с половиной года, он уже прекрасно осознавал всё, что происходит вокруг и с ним, – Оксана отвернулась, чтобы человек, предавший её любовь и предавший человечество, не видел её слёз.