Действительно, часть научных приборов с «Дип Иксплорер» была самолётами доставлена в Москву, и уже через неделю в одном из павильонов ВДНХ открылась выставка «конфискованного шпионского оборудования». Среди москвичей выставка не произвела большого ажиотажа – некогда было отвлекаться от дел или долгожданного отдыха ради того, чтобы посмотреть на какие-то непонятные штучки. Ведь это ж не обломки самолёта Пауэрса, сбитого в шестидесятых годах прошлого века над Уралом. Зато журналисты и телеоператоры – отечественные и зарубежные – толпой валили на выставку и делали репортажи. Вот так по западным телеканалам все и увидели, что конфискованное оборудование – действительно научное оборудование, относящееся к сейсмическим исследованиям, и не предназначено для разведывательных работ военного характера.
В пресс-службе МИД вначале оконфузились, но быстро нашлись с ответом. В её новом заявлении говорилось: да, выставленное оборудование имеет отношение именно к сейсмическим исследованиям. А почему? Да потому что американцы готовились в очередной раз применить сейсмическое оружие! Арестованных учёных и моряков вначале собирались судить за шпионаж, но теперь им, по-видимому, готовились предъявить обвинение в терроризме.
Средства массовой информации в США, в странах, граждане которых имелись на судне (Япония и Англия), да и во многих других тоже, бурлили и требовали освобождения арестованных. У российских посольств и консульств стояли пикетчики. Токио и Лондон непрерывно слали ноты протеста. Однако органы власти США как будто старались приглушить этот инцидент. Государственный департамент один раз заявил какой-то вялый протест и больше к этой теме не возвращался. Было очевидно, что правительство США отнюдь не спешит, а может и вообще не собирается вступать с Москвой в диалог об освобождении экипажа и научного персонала «Дип Искплорер» и, похоже, их судьба не волнует его вовсе. Но почему?
Появившаяся в эти дни в «Уолл-Стрит Джорнэл»98 статья проливала, для понимающих, некоторый свет на суть происходящего. Катастрофа в Персидском заливе привела к тому, что Россия и Венесуэла стали почти монополистами в экспорте нефти. Правительство США пыталось побудить американские компании Exxon Mobil и Caelus Energy, которым принадлежало около половины нефтяных скважин на Аляске, увеличить, в национальных интересах, объёмы добываемой нефти. Однако компании упёрлись и фактически присоединились к политике ограничения добычи нефти на Аляске, проводившейся иностранными компаниями British Petroleum и Royal Dutch Shell, которым принадлежала другая половина скважин. Компаниям был выгоден произошедший рост цен на нефть.
Какое влияние эта коллизия имела на позицию администрации Белого дома в переговорах с Кремлём по поводу судьбы конфискованного судна и арестованных учёных? Самое прямое, как объяснил Бруно Вайнштейн своим коллегам по Лаборатории. США становились в прямую зависимость от политики цен на нефть, диктуемой Россией (в согласии с Китаем и Венесуэлой), так как американские же корпорации отказывались поддержать своё государство. Внешнеполитические позиции Вашингтона сильно ослабли в последнее время (чему явным примером служило также согласие их представителя в ООН на переезд штаб-квартиры этой организации в Вену), и там, видимо, решили, что лучше лишний раз не раздражать русских.
В это же самое время доктор Хокинс возжелал снова поговорить с Любарским и настойчиво приглашал его приехать в Вашингтон. Дело касалось судьбы арестованных в России сотрудников Любарского и научных материалов экспедиции, подчёркивал Хокинс. Любарскому ничего другого не оставалось, кроме как поехать.
Перед поездкой Любарский послал с помощью защищённой программы сообщение Кириллову в Москву:
«Поняли ли у нас, что это за “шпионское оборудование” на самом деле? Догадались ли скопировать конфискованные материалы исследований? Привлекли ли наш институт к работе над ними?»
Любарский временами продолжал по привычке употреблять в переписке с бывшим коллегой слова «наше» и «у нас», когда имел в виду свой институт, Москву, Россию.
…
На этот раз Хокинс был не один. На встрече присутствовал сам полковник Делакрузо. Ситуация, видимо, была серьёзная, если генеральный советник NGA счёл возможным раскрыться. Но он больше молчал. Хокинс, похоже, чувствовал себя на коне. Теперь он выставлял условия.
– Нам поручено довести до вас информацию, – веско говорил он Любарскому, – что Президент поручит Государственному департаменту вступить в переговоры с русскими относительно освобождения ваших сотрудников и возвращения их научного оборудования и материалов их научных исследований. Но при одном важнейшем условии. Вы принимаете моё предложение, сделанное во время нашей предыдущей встречи.
– Неужели наша работа стала так важна Президенту, что её наличие или отсутствие может повлиять даже на его внешнеполитическую позицию?