Второе Основание

— И почему эти ужасные калганиане, — последнее «а» у нее походило на «я», — все это делают? И чего им спокойно не сидится? Нет, обязательно надо устроить какую-нибудь гадость. Только посмотрите на этот заголовок: «Беспорядки перед консульством Основания». О, я сказала бы о них все, что я думаю, если б только меня все слышали. В этом беда всех людей: не помнят. Они ничего не помнят, доктор Дарелл, у них отшибло память. Вспомните последнюю войну, когда Мул умер. Конечно, я была тоща маленькой девочкой — но сколько было всяких неприятностей. Моего дядю убили, а ему было всего двадцать лет, от оставил жену и маленькую дочку. Я его хорошо помню — такой красивый блондин с родинкой на подбородке. Где-то у меня даже сохранилось его стереофото. А сейчас у его дочки взрослый сын, он служит в космофлоте, и если что-нибудь произойдет… А у нас уже создали ополчение, и все старики по очереди дежурят — представляете, что будет, если калганиане зайдут далеко. Моя мама часто рассказывала нам, детям, о карточках на продовольствие, о высоких ценах и налогах. Едва сводили концы с концами…

Ведь можно было думать, что если у людей осталась хоть доля здравого смысла, они никогда не начнут все сначала. Наверное, люди здесь не причем, калганиане тоже лучше бы сидели по домам со своими семьями, а не отправлялись бы бог знает куда, на верную смерть. Во всем виноват этот ужасный человек, Стеттин. Просто удивительно, что такие люди живут еще на свете. Он убил этого старика — как его там… — Таллона, а сейчас считает будто ему вообще все позволено. И зачем ему с нами драться, ума не приложу. Он ведь непременно проиграет, как и все они. Может быть, это все есть в Плане, но я не уверена, это плохой план, если в нем столько драк и убийств, хотя я ничего дурного не хочу сказать про Гари Селдона; я уверена, он знал куда больше меня по этому поводу, а может быть, я просто дура, что так говорю о нем. И другое Основание тоже виновато. Уж они-то могли бы остановить Калган прямо сейчас, и все было бы прекрасно. В конце концов, они все равно это сделают, так почему бы не взяться за дело до того, как прольется кровь.

— Ты что-то сказала, Поли? — Доктор Дарелл поднял голову.

Глаза Поли широко открылись, потом сердито сузились.

— Ничего, доктор, вообще ничего. Мне абсолютно нечего сказать вам.

Ни словечка. Когда надо убрать там или подмести здесь, я гожусь, но если я пытаюсь сказать хоть одно слово…

И она ушла, бормоча себе под нос.

Ее уход так же мало побеспокоил доктора Дарелла, как и ее слова.

Калган! Ерунда, обычный физический враг! Таких Основание всегда побеждало.

И все же он никак не мог отвлечься от тяжелых дум. Семь дней назад мэр обратился к нему с просьбой возглавить научно-исследовательский институт Поиска и Развития. Он обещал дать ответ через неделю.

Ну что ж…

Он поерзал в кресле. Почему именно он? И мог ли он отказаться? Это покажется странным. В конце концов, какое ему дело до Калгана? Для него существовал только один враг, вечный и неизбывный!

Пока была жива его жена, он был только рад отложить эту задачу в сторону, спрятаться. Он вспомнил спокойные дни на Транторе, среди руин.

Тишина погибшего мира и прощение всему!

Но жена умерла. Всего одиннадцать лет прошло с тех пор, но с самого начала он знал, что теперь будет жить только для борьбы с этим смутным и страшным противником, который отнял унего свободу воли, произвольно меняя его судьбу, и жизнь от этого становилась жалкой суетой перед неотвратимым концом, и вся Вселенная сводилась к бесконечной шахматной доске, к партии, которую невозможно было выиграть.

Назовите это сублимацией — он сам так называл ее — но борьба придавала его жизни хоть какой-то смысл.

Сначала — Университет на Сантани, он работал у доктора Клейзе. Это были хорошие пять лет.

И все-таки Клейзе был просто собирателем данных. Он не мог преуспеть в настоящем деле, и когда Дарелл окончательно в этом удостоверился, он понял, что настала пора уходить.

Клейзе, хоть и работал в тайне, но все же не мог обойтись без помощников. У него были подопытные, чей мозг он проверял. Он работал в Университете, с группой. Все это — липшие глаза.

Клейзе не мог этого понять, а Дарелл не в состоянии был это объяснить.

Они расстались врагами, это было даже к лучшему. Так было надо. Ему надо было жить в одиночестве и бездействии на случай, если за ним следили.

Там, где Клейзе вычерчивал графики, Дарелл работал с математическими концепциями, нище их не записывал, храня все формулы в голове. У Клейзе была группа. Дарелл обходился сам. Клейзе работал в Университете, Дарелл — в тихом загородном доме.

И почти преуспел.

Человек Второго Основания уже и не человек, если говорить о его мозге. Самый умный психолог, самый тонкий нейрохимик ничего не обнаружит, но разница есть. А поскольку это различие таится в мозгу, значит, его все-таки можно обнаружить.