Встревоженные тугаи

Откочевка пробилась за границу. Ее встретил посланец вождя приграничного племени. Он сказал, что вождь рад гостям и гости могут выбрать любое пастбище на высокогорных лугах или в долинах. В тех самых облюбованных местах могут ставить свои юрты. При одном условии: оружие нужно оставить у границ земли, подвластной вождю. Он так и сказал: это обычай племени. Оружия в их земле нет.

Джигиты поверили тем лживым словам и начали складывать оружие, но тут заговорил Мерген. От просил опомниться. Он говорил, что без оружия нашу откочевку ограбят, а то и уничтожат всех. Не только джигитов, но и женщин с детьми. Или превратят всех в рабов. Нам нужно вернуться на родную землю. Мы должны жить свободно, а не стать рабами алчных. Многие начали поднимать оружие с земли, все громче раздавались голоса, призывавшие к возвращению, и тут мой отец выхватил нож и ударил Мергена в грудь. Он гордо потряс ножом, пригрозив, что каждого, кто еще заговорит о возвращении, ждет такая же участь. Но, как рассказывал мой отец и другие из именитых, не испугалась угрозы голытьба. Они окружили аксакалов и их прислужников. Кольцо медленно сжималось, как кольцо удава вокруг своей жертвы. И голодранцы и именитые выхватили ножи, а самые почтенные аксакалы, вскинув руки в сторону востока, молили Аллаха вернуть сородичам спокойствие. И кровь, по воле Аллаха, не пролилась. Но не на благо знатному и богатому роду: пронзительный многоголосый крик пронесся по долине, и вместе с этим криком из ущелья выскочили на полном галопе всадники. Они налетели на толпу, как охотники на сбившихся в кучу диких коз, и принялись хлестать плетками всех без разбора, оттесняя от лежавшего на земле оружия. На концах плеток – свинцовы шары, какие применяют для охоты на лис и волков, и если удар приходился по голове, пострадавший падал, как срубленная мотыгой трава.

Из ущелья выехал вождь злого племени, окруженный свитой. Остановился возле моего отца и ткнул в его сторону рукояткой плетки.

– Он останется у меня! Пусть отберет пятьдесят человек. Самых крепких, – приказал вождь.

Отец мой выбирал сыновей именитых сородичей, вождь не возражал, хотя не мог не видеть, что у этих джигитов больше спеси, чем силы.

– Хорошо, – согласился вождь. – Они останутся у меня. Пусть каждый из них выберет себе жену. Любую. После того как двадцать лучших девушек отберут для меня.

И вождь замер, как варан перед прыжком на добычу. Вроде не слыша причитания матерей, криков девушек, словно не видел гневных лиц мужчин, их сжатые кулаки.

Смирил свой гнев отец и молча наблюдал, как выхватывали девушек из толпы и волокли их к вождю. А тот, казалось, был безучастен ко всему, с непроницаемой маской на лице он смотрел вдаль, на снежные вершины гор. Но слуги по каким-то только им известным признакам узнавали, одобряет ли он или нет их выбор. Если одобрял, отводили пленницу в сторону, к таким же несчастным, если не одобрял – отпускали, стегнув по животу камчой. Взяли двадцать самых красивых и юных. Вождь наконец повернул голову в их сторону. Внимательно и долго смотрел, удовлетворительно кивая. Потом повернул голову в сторону моего отца и его джигитов:

– Выбирайте вы.

Отец говорил: это были нелегкие минуты жизни. Кто обзывал их желтыми собаками, кто шакалами, а когда девушка попадала в руки джигита, ее мать молила не обижать дочь. Когда отделились от толпы сородичей джигиты со своими женами, вождь, обращаясь к откочевке, сказал:

– Вы можете идти куда хотите. Но если кто из вас осмелится перейти границу моего владения – тому смерть.

Повернул коня и ускакал в ущелье. Телохранители – за ним. Оставшиеся частью окружали откочевку, частью собирали оружие. Потом пленниц и джигитов погнали к ущелью, поторапливая плетками. Всех джигитов сделали пастухами отобранных у откочевки верблюдов, лошадей и овец. Отца поставили главным чабаном. Юрту ему дали в отличие от остальных почти не дырявую. Через неделю начал гибнуть скот, потому что и людей было мало для такого количества скота, и сынки именитых оказались неумелыми пастухами и табунщиками. В откочевку приехал сам вождь. Не слезая с коня, заговорил с отцом:

– Мне сказали, как ты расправился со своим врагом. Я посчитал: ты – мужчина. Ты сможешь заставить своих соплеменников забыть лень. Я ошибся в тебе. Теперь я поставлю своего человека.

Вождь кивнул одному из своих приближенных, и тот покорно склонил голову. Вождь уехал, а оставленный им надзиратель собрал всех и пригрозил, что если их не покинет лень, то по их собачьим, как он сказал, головам погуляет его камча. Угрозу он, подтверждали это все, выполнял усердно. Сколько бы чабан не работал, он все время обвинялся в лени.