Встревоженные тугаи

– Мы перепрыгнули через пахнущий родным потом след и устремились к камышу, из которого, как мне представлялось, без всякого сомнения, встретят нас пули бесшумного пистолета. К великому счастью, загибайте еще один палец, на этот раз я глубоко ошибался, не со всей отчетливостью понимая в те мгновения, что я попал в полосу везения. Враг уходил в глубину нашей родимой земли, пробираясь сквозь камыши. Это мы услышали своими настороженными ушами. Ветер к тому времени, как вам всем известно, основательно утомился и уже дремал на ходу. Камыш все же шелестел, но сквозь этот монотонный шелест время от времени просачивался треск камыша, ломаемого неосторожной ногой.

– Тихо идет, – приглушенно шепнул мне Павел. – Успеем.

– Он же не глухой, – еще приглушенней шепчу я. – Только мы в камыши, он скорость прибавит. Или засядет.

– А мы – по тропе, – отвечает Павел совсем уж еле слышно.

Но я услышал. И очень обиделся. Нет, не на Павла. На себя. Из головы вон, что нас не зря по камышам наш многоуважаемый начальник заставы гонял до седьмого пота. Не для того же, чтобы комаров питать нашей драгоценной кровушкой. В самом деле, всего метрах в пятидесяти левей – тропа уходит в камыши. Вышли мы наперерез нарушителю, а уж там – дело техники: следовым фонарем в очи вражеские: «Стой! Руки вверх!» – и все. Мелькнула у меня мысля: помашет он сейчас нам ручкой и исчезнет в камышах (с тыла никого нет, оба перед ним), и придется гоняться за лазутчиком всю ночь, а то и больше. Однако вражина покорно поднял ввысь свои грязные тощие руки. Смотрю на него: фараонова тощая корова. Даже на моих костях мяса и сала на несколько граммов больше. Но задержали мы нарушителя – всего-то полдела. На заставу его конвоировать – дело долгое. А застава, то есть вы, мои други, в ружье подняты, вот и мысль в голове, как бы поскорей остановить разворачивание сил и средств, что связано с великой физической нагрузкой. Мысли-то есть, а рации нет. Вывели мы лазутчика из камышей, и тут Павел, по подсказке, должно быть Стрибога, благодарного за принесенные ему баночки с гречневой кашей, предложил самый надежный способ оповестить заставу. Шепнул мне, чтобы нарушитель не услышал, чтобы на верблюда сел бы я и мчался с радостным известием к старшине Голубеву. Вот я и поскакал. Ветер свистит в ушах, уже не так настороженных, руки крепко сжимают волосатый горб, а нос так и норовит клюнуть его. Уверяю вас, дорогие сослуживцы, шерсть верблюжья не приспособлена для того, чтобы обонять ее с наслаждением. Только для носков и перчаток, связанных заботливыми руками Тамары Васильевна, она в самый раз. Когда вернулся, с ефрейтором Бошаковым рядом Нечет и Кириллов. Зря, подумал, верблюда гонял туда и обратно, не оценили мы возможности радиосвязи: сообщил дежурный по заставе Нечету о задержании, вот он тут как тут. И для других прозвучал отбой. Лазутчик вражеский доставлен на заставу и сейчас с ним ведет задушевную беседу сам начальник заставы.

Не приукрашивал, для красного словца, Рублев. В канцелярии не допрос шел, а что-то вроде беседы. У майора Антонова прекрасное настроение. Да иначе и быть не могло. Верно он поступил, отменив свое решение оставить наряд Бошакова на посту. Наряд Нечета тоже действовал отменно. Получив его распоряжение, совершил кросс до края разливов, и уже оттуда начал осмотр барханов. Не задержи нарушителя Бошаков с Рублевым, след обнаружили бы обязательно Нечет с Кирилловым. Пошли бы по этому следу, а застава бы и дружинники перекрыли все выходы из разливов. Дольше проходил бы поиск, но все равно сидел бы нарушитель на этом же стуле с низко опущенной головой. У него было достаточно здравого смысла для понимания, что никакие увертки не помогут, поэтому он сразу, не ожидая вопросов, пообещал:

– Я расскажу все. Все по порядку. С каким заданием послан. Способы связи. Я готов вам помочь Я собирался сам прийти к вам, но…

– Помешали пограничники, не так ли? – перебил нарушителя Антонов.

Он был немного удивлен тем, как чисто, с едва уловимым акцентом говорил задержанный по-русски, и тем, что он сразу же раскрылся.

Ниже среднего роста. Худой. В рубашке серо-пепельного цвета, будто обсыпанной камышовой пылью, и такими же серо-пепельными брюками из плотной ткани. На ногах – мягкие резиновые ботинки. Дряблое лицо – в сетке мелких морщин. Особенно частыми полукругами окольцовывают морщины глаза. Еще и дряблые мешки под глазами. В самих же черных глазах – грусть. Застарелая, похоже.

«Помотала жизнь, – подумалось Антонову. – А может, маскарад, чтобы вызвать сострадание? Ничего, разберемся».

– Рассказывай.

– Вы раскрывали портсигар?

О каком портсигаре идет речь, майор Антонов не знал. Он хотел распечатать целлофановый мешок, с которым приплыл нарушитель, но не стал этого делать, решив передать его без осмотра вместе с лазутчиком, когда приедут за ним из отряда. Сейчас, услышав вопрос, похвалил себя за верный поступок. Ответил на вопрос вопросом:

– А если открыть, что произойдет?

Тот сложил молитвенно ладони перед лицом и, вздохнув с облегчением, молитвенно произнес: