Вскормленные льдами

Миядзи Садатоки не исключение. Капитан, как и все вахтенные, усердно всматривался в серую хмарь, стоя на крыле мостика. И лишь успел обернуться на схваченный боковым зрением посверк выстрелов, когда звук залпа пробил туман… за доли секунд до визга и попадания снарядов!

Это было что-то совершенно фантастическое! Заставившее вспомнить легенду о «Летучем голландце» – за туманом в невообразимо изломанной конфигурации угадывались очертания корабля: словно порезанный на полосы таранный нос, угловато-смазанные надстройки, мачта, и только чёрный дым позволял понять, что там находятся трубы.

Доли секунды на взгляд. Без осмысления. А потом прилетели снаряды. Сбивая с ног.

* * *

И Бэр в свою очередь глядел во все гляделки, вот только знал куда, покуда отбросив недоумение по поводу «всевидящего ока», что вывело их прямо на противника.

Тёмное пятно на левом крамболе, понятое дело, было дымом преследуемого.

Владимир Иосифович даже чихнул пару раз, в опрометчивой пытливости поднявшись на мостик, подставляя лицо мелкой мороси и начинающему раздражать дыму. Проклятую гарь, прибивая влажностью, сносило прямиком в сторону «Осляби».

Потом в тумане неожиданно появился просвет, стали различаться очертания корпуса и… капитан 1-го ранга пожалел о своём строгом приказе относительно стрельбы главным калибром.

Всё из-за опыта ночной стычки «Суворова» – уж больно всё гладко прошло у Игнациуса. Чего ж и ему было тратить на ожидаемое корыто увесистые дыроколы?

Приказ на открытие огня отдавал старший артиллерийский офицер, командующий, как положено, из боевой рубки.

Шестидюймовки левого борта и прочая мелочь выплюнули огнём, окутали дымом, сотрясли плотный воздух, пройдясь по людским перепонкам.

Полуют и мидель «японца» незамедлительно подёрнуло скупыми чёрными шапками попаданий, высокие борта и угол обстрела (в анфиладу) практически не должны были давать промаха. Уж подле бортов противника всплесков однозначно не замечалось. Впрочем, если какие снаряды и перелетали, то и их падений разглядеть за туманом не представлялось возможности.

– Владимир Иосифович! – прокричал слегка оглохший унтер – старший сигнальщиков. – Это бронепалубный, тысячи на три. И вооружён соответственно. «Сума», как пить дать. Извольте – в рубку. Ненароком подпадём под ответные…

«Ослябя» дрогнул! Японцы явно не ожидали, но спохватились уже после второго залпа.

Нос броненосца словно подбросило – но это ошмётками полетело котельное железо, что лепили у Врангеля. В нос шибануло вонью сгоревшей шимозы.

Потерявший равновесие, отцепив от поручней побелевшие костяшки пальцев, Бэр позволил себя увлечь вниз.

И только тогда услышал бас главного калибра.

Потом, осматривая повреждения в носовой части броненосца, так и не смогли понять, из чего влепил бронепалубник – полуютовым 152-милиметровым… или приложилась одна из его стодвадцаток, стоящих на спонсонах? Малая дистанция позволяла и тому и тому калибру натворить ещё тех делов. Что, собственно, и произошло.

Но наводчики однозначно уверяли, что уже после второго залпа орудие на корме стояло, нелепо задрав ствол кверху, едва ли не вертикально, что говорило о почти прямом попадании.

* * *

Как бы там ни славили самурайский дух и геройство, но когда на тебя набрасываются со спины, буквально пиная под зад, после первого сродни собаче-кошачьего желания огрызнуться, инстинктивно хочется дать небольшого дёру.

Уж не говоря про то, что покрашенный в сумасшедшую полоску броненосец произвёл на капитана Миядзи исключительное впечатление.

Ещё не вскочив на ноги после падения, командир крейсера проорал «полный вперёд», зная, что приказ открыть ответный огонь отдадут и без него.

«Полного вперёд» крейсеру хватило равно до того момента, как два монстра весом в двести пятьдесят кэгэ главнокалиберных орудий «Осляби» с бешеной кинетикой вошли в его борт, увязнув где-то в потрохах, попутно проткнув машинное отделение.

Тем не менее лёгкий на разгон крейсер выгадал себе минуты. За эти минуты трёхтысячетонник успел нырнуть в сгустившееся марево.

Инерция металла и механизмов не дала мгновенно потерять ход и тащила, тащила его, выбросившего облако пара из котельного отделения, с вырванным куском борта в районе полубака. На циркуляции. Так как Миядзи намеренно уходил с прежнего курса, приказав резко переложить рули. От этого и выпущенные крейсером в ответку из тумана выстрелы ушли туда же – в туман.

Японский капитан не знал, что так шустро убраться с глаз долой им удалось только потому, что русские тоже решили немного попрятаться.

* * *

Получив по носу… а Бэр при попадании японского снаряда умудрился обо что-то приложиться и сейчас продолжал кровить из ноздрей…

Так вот, получив по носу, Бэр незамедлительно отдал приказ в «машинное»: «стоп» и «малый ход», дав огрызнувшемуся японцу отползти, посчитав, что не стоит позволять дырявить свой корабль по пустякам, да ещё на такой дистанции.

Расчётливый Бэр просто помнил и понимал, что у него есть чертовски приятный козырь в виде невероятного наведения на цель в любых погодных условиях.