Читаем Всё, что имели... полностью

— Извините, Александр Степанович, но вы плохо знаете Калугина. Разжалобил он вас. Он это умеет делать, он и другую найдет возможность, чтобы вы расчувствовались и пошли у него на поводу. Кое-кто вслед за ним тоже ищет у вас поблажечек. И находит. Вот в чем наша беда.

Набычившись, Кузьмин процедил:

— Ну, парторг, понял я тебя. Спасибо. Просветил. После твоего «просвещения» хоть заявление подавай с просьбой об освобождении от непосильной должности.

— Зачем же так утрированно понимать мои слова, — огорчился Леонтьев. — Я с глазу на глаз и откровенно высказался…

Марина Храмова размечталась: в зале ремесленного училища — митинг, в президиуме она, секретари горкома партии и комсомола, директор, парторг, председатель завкома… И вот раздается желанное:

— Слово имеет комсорг ЦК ВЛКСМ…

Под восхищенные взгляды новичков-ремесленников она поднимается на трибуну и начинает говорить…

Марина Храмова с нетерпением ожидала этого радостного дня, подготовила текст выступления, почти целиком переписала из газеты фронтовое стихотворение известного поэта. Но вдруг все нарушилось. Здание ремесленного училища комиссия не приняла, заставила строителей устранять какие-то недоделки.

— Андрей Антонович, что же это происходит? Почему затягивается открытие училища? — с удивлением и досадой спросила она парторга.

Он сказал:

— Ты давно была на стройке?

Марина Храмова опустила свои прекрасные голубые глаза и тихо, будто бы по секрету, ответила:

— Я туда, Андрей Антонович, вообще отказываюсь ходить. Вы знаете, какие слова бросал Мальцев строителям? У меня уши вяли.

— Да, причина основательная, — сказал, усмехнувшись, Леонтьев. — Если даже Еремей Петрович нехорошими словами бросается, то дела на стройке идут худо, — прибавил он.

— Наоборот, Андрей Антонович! Все уже готово. Училище может принимать ребят. Это лишь Артемов требует создания тепличных условий для будущих ремесленников.

«Марина повторяет слова некоторых строителей, — с печалью думал парторг. — Это Марченко высказывался: мы, дескать, все перетерпели, моим людям на морозе, на ветру приходится работать, пусть и ремесленники узнают, почем фунт военного лиха, пускай закаляются».

Начальника стройцеха он одернул, пристыдил, а Марине сейчас, пряча усмешку, сказал:

— Мне нравится твоя кубанка, но сегодня гляжу — ты под нее поддела шерстяной платочек… Для чего бы это, думаю…

— Так холодно же!

— Неужели? А ты бы закалялась…

— Да что вы такое говорите, Андрей Антонович!

— Не то говорю? Извините, Марина, и в самом деле не то говорю, не то подумал… Вот и ты подумай: прав ли Артемов, когда требует, чтобы его питомцы грызли гранит науки не в тепличных условиях, как ты изволила выразиться, а в элементарном тепле при заделанных дырах.

— Я об этом и думаю.

— Правильно делаешь. А теперь давай договоримся: никаких митингов не устраивать в училище в честь открытия. Не к лицу нам с тобой в литавры бить, шуметь по поводу и так далее. Заботушка у нас другая: придут ребята городские, а больше сельские, надо создать дружный ученический коллектив, постараться, чтобы действовала комсомольская организация… Да что это я объясняю, ты лучше моего знаешь, как работать с молодежью.

Марина Храмова погрустнела, и слова парторга казались ей неинтересными. Она как-то сразу охладела к ремесленному училищу, потому что не будет ни президиума, ни трибуны, а подготовленный текст выступления со стихами известного поэта будет без пользы лежать в папке…

Однажды в партком позвонила Мартынюк.

— Андрей Антонович, если есть время, загляните ко мне поближе к вечеру. Разговор пойдет серьезный и долгий, — предупредила она.

Опустив защитный козырек в машине, чтобы глаза не слепило красноватое предзакатное солнце, Леонтьев ехал по знакомой дороге, уже поблескивающей лужицами, видел по бокам ноздреватые, изъеденные солнечными лучами снежные глыбы, как бы скрепленные между собой влажными сосульками.

Вышагивал по земле март, а зима, казалось, и не думала отступать. Суровая, многоснежная, с частыми буранами и метелями, она еще крепко удерживала свои позиции, но весенний март делал свое: оседали, темнели снега, оголялись вершины здешних невысоких гор.

Нынешнюю поездку в горком Леонтьев считал обычным делом, и предупреждение Алевтины Григорьевны о серьезном и долгом разговоре тоже не встревожило. Ему было известно, что и здесь, в Новогорске, и в области, и в Москве проявляют повышенный интерес к заводу и многое делают для того, чтобы он работал в полную силу. Нужны квартиры для оружейников? Пожалуйста, стройте. Необходимо ремесленное училище? Получайте здания, достраивайте…

С опозданием, но училище было открыто по-деловому, без лишнего шума, без лишних речей. Мальцев прекратил бросаться «нехорошими» словами и занят обучением ребят. Марина Храмова, как говорится, днюет и ночует у ремесленников. Работы ей хватает!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука