Бабицкого там воспринимали как однозначного врага. Описывая освободительную борьбу брутальных горских бородатых мужчин, он мотался по всей Чечне, меняя машину за машиной: за свои чеченские командировки Бабицкий потерял шесть авто — в основном, транспорт ломался от сверхизноса, но одну-две из них реально подстрелили российские федералы; в сущности, если б Бабицкий попался на глаза моему отряду — при иных обстоятельствах и мы могли остановить его работу навек; откуда мне было знать тогда, что я встречу Бабицкого почти двадцать лет спустя и с удовольствием пожму ему руку.
Случай Бабицкого — аномалия. Он — единственный журналист мощнейшей и вреднейшей структуры «Радио “Свобода”», которого уволили с работы вскоре после того, как он высказал свою позицию по присоединению Крыма и по «сепаратистскому движению» на Донбассе.
Вместо того, чтоб раскаяться, исправиться и произнести какую-то сакраментальную фразу вроде «Я был ослеплён и наивен…» — Бабицкий в какой-то момент перебрался в Донецк и остался там жить.
Мы с ним несколько раз созванивались, и наконец однажды встретились в легендарном донецком кафе «Легенда» — любимом месте обитания легендарных военкоров: именно здесь я, к примеру, познакомился с поэтом и крутым журналистом Сёмой Пеговым; да и не только с ним.
Бабицкий оказался невысоким дядькой в очках, умеренно приветливым, очень внимательным; ведущим себя с большим достоинством и невозмутимым. Некоторое время я разглядывал его, пытаясь понять, что за крови в нём замешены; потом спросил прямо, он сказал, что по матери он таджик, а по отцу еврей. Что ж, редкая замесь.
— Достаточно близко общаясь вторую половину «нулевых» с российскими либералами, я предполагал, что рациональное осмысление тех или иных ситуаций в итоге нас может привести к одним и тем же выводам, — издалека начал я. — Кардинально разойдясь в 1991 году, мы, надеялся я, когда-нибудь сможем сойтись хоть в каких-то вопросах. Но после киевского майдана, у нас, напротив, случился полный разлад.
Почти со всеми поголовно! В итоге, я начал исследовать личный путь каждого, кто в этой истории сделал неожиданно иной выбор. Их не так много, кроме тебя. По пальцам одной руки можно пересчитать.
Пока я говорил, Бабицкий заказал себе одну рюмку водки, и больше ничего.