Всевидящее око

– Спасибо, миссис Фрай. Вы очень помогли мне.

Она рассеянно кивнула. Затем, повернувшись на четверть оборота, стала смотреть, как гроб с младшим сыном исчезает под последними горстями земли. Теперь армии предстояло лишь обозначить место таким же чистым белым крестом, как те, что уже сияли на фоне красных и золотых листьев.

– Служба была милой, – сказала миссис Фрай. – Вам не кажется? Я всегда говорила Лерою, я говорила: «Лерой, армия позаботится о тебе». Видите? Я была права.

* * *

Если я рассчитывал, что меня похвалят за находку, то жестоко ошибся. Хичкок лишь сердито нахмурился, когда я помахал перед ним дневником, который не внушал ему доверия и не вызывал желания взять в руки. Он первым делом спросил, откуда мне известно, что это дневник Фрая.

– Ну как же, капитан; думаю, мать знает почерк своего сына.

Хичкок спросил у меня, что мешало Боллинджеру вырвать из него компрометирующие страницы. Я ответил, что тот не распознал бы, какие из них компрометирующие. Фрай не только зашифровал записи, написанные крохотными буковками, но еще и кое-где писал задом наперед, как иудеи, сделав текст таким же нечитаемым, как клинопись.

Но на самом деле капитан Хичкок хотел знать следующее: почему Боллинджер его не выбросил. Ведь, если дневник во что бы то ни стало следовало изъять, зачем рисковать, позволяя кому-то увидеть его?

На это у меня ответа не было. Может, предположил я, Боллинджеру нечего бояться того, что есть в дневнике. Но тогда зачем он пошел на такой риск? Вмешательство в расследование академии – серьезное дело, основание для исключения или чего-то похуже. (Мне удалось удержать Хичкока от того, чтобы вышибить Боллинджера коленом под зад немедленно.) Нет, единственное объяснение, которое у меня имелось, выглядело самым маловероятным.

– И каково же оно? – спросил капитан Хичкок.

– Боллинджер хочет, чтобы то, что в дневнике – что бы это ни было, – стало известно. Однажды. Кому-то.

– А смысл?

– Смысл в том, что у него, возможно, есть совесть.

В общем, Хичкок нахмурился, а кто я такой, чтобы вступаться за этого молодого человека? Я не был с ним знаком, а то, что знал о нем, едва ли заставило бы меня перейти на его сторону. Однако я искренне верю, что в душе человека есть нечто, что хочет, чтобы о нем узнали, пусть и в его самом уродливом образе. А иначе зачем человек – в том числе и я – утруждает себя писанием слов на бумаге?

* * *

«16 июня. Сегодня начинается великое Приключение».

Вот первая запись в дневнике Лероя Фрая. Для меня же это было отнюдь не приключением – во всяком случае, вначале, – а нудной и тяжелой работой. С пером в одной руке и лупой в другой я упорно работал при угасающем тусклом свете; слева от меня лежал дневник, а справа – блокнот с расшифровкой. Буквы роились, мечась вверх-вниз, взад-вперед. То и дело приходилось отрывать взгляд от бумаги, чтобы просто проморгаться или хотя бы немного посидеть с закрытыми глазами.

О, дело продвигалось медленно… мучительно медленно. Я закончил всего две страницы, когда в дверь постучал По. Тихо, я едва расслышал. Дверь распахнулась – и вот он, стоит в проеме в поношенных сапогах, на шинели новая дыра на плече, а в руке новый пакет в коричневой бумаге.

«Я тону в рукописях», – подумал я.

– Мистер По, вам не было надобности спешить ко мне сегодня. Я очень занят, как видите.

– Мне было несложно, – сказал он, и его голос мягко прозвучал в темноте.

– Но все это… вся эта ваша писанина, – сказал я. – Вы изведете себя, прежде чем закончите.

– Ничего страшного.

Кадет плюхнулся прямо на пол, и в свете свечи мне было видно, как он снизу вверх выжидательно смотрит на меня.

– В чем дело, мистер По?

– Жду, когда вы прочтете.

– Как, сейчас?

– Естественно.

Он так и не спросил, что за документ, над которым я работаю. Вероятно, решил, что просто коротаю время в ожидании его доклада. Может, так оно и было…

– Что ж, – сказал я, забирая у него пакет, вскрывая его и раскладывая листки на коленях. – Кажется, он не такой длинный, как предыдущий.

– Наверное, так, – согласился По.

– Могу ли я вас чем-нибудь угостить? Не желаете ли глотнуть чего-нибудь, если…

– Нет, спасибо. Просто подожду.

И он ждал. Сидел на холодном полу и наблюдал, как каждое слово поднимается с бумаги к моим глазам. И когда бы я ни косился в его сторону, он всегда оставался в одной и той же позе, наблюдая…

Доклад Эдгара А. По Огастесу Лэндору

17 ноября