Всевидящее око

– Послушайте, рядовой, я, естественно, не ставлю себе цель добавить к вашим проблемам новые. Но был бы рад, если б вы рассказали мне побольше о том офицере, что приказал вам покинуть пост. Вы так и не узнали его?

– Нет, сэр. Я здесь всего два месяца, так что…

– Вы можете описать его?

– О, в палате было ужасно темно. Горела, видите ли, всего одна свеча, да и стояла она… рядом с мистером Фраем. У того офицера тоже была свеча, только его лицо оставалось в тени.

– Значит, его лица вы не видели?

– Да, сэр.

– Тогда откуда вы знаете, что это был офицер?

– Погон с планкой, сэр. Он держал свечу так, что я видел ее.

– Очень дальновидно с его стороны… Себя же он не назвал.

– Да, сэр. Но я и не ожидал этого от офицера.

Теперь я все представлял вполне отчетливо. Укрытое тело Лероя Фрая. Напуганный рядовой. Офицер: плечо залито светом, голос доносится из глубокого мрака…

– Рядовой, а как звучал голос этого офицера?

– Ну, он мало что говорил, сэр.

– Какой у него было голос? Высокий? Низкий?

– Высокий. Ближе к высокому.

– А фигура? Какой он вообще? Какой рост?

– Он не такой высокий, как вы. Может, на два-три дюйма ниже.

– А телосложение? Тонкий? Грузный?

– Тонкий, как мне кажется. Но трудно сказать.

– Как думаете, сможете узнать его? При свете дня?

– Сомневаюсь, сэр.

– А его голос?

Кокрейн почесал за ухом, словно надеясь почесыванием вызвать звук из глубин памяти.

– Вполне возможно, – сказал он. – Вполне возможно, сэр. Я мог бы попытаться.

– Хорошо. Посмотрю, сможем ли мы это организовать.

Я уже собрался уходить, когда заметил позади Кокрейна две стопки одежды. Нижнее белье, рубашки и панталоны – все это воняло потом, землей и травой…

– О, рядовой, – сказал я, – как у вас много одежды!

Он склонил голову набок.

– Это кадета Брейди, сэр. А эта стопка – кадета Уитмана. Они платят мне за то, что я стираю их одежду раз в неделю. – Вероятно, у меня был озадаченный вид, потому что он быстро добавил: – Рядовому ведь надо как-то жить, сэр. А на то, что платит Дядюшка Сэм, не проживешь.

* * *

В суете дня я не вспоминал о По, пока поздно вечером, после долгой прогулки по территории академии, не вернулся в гостиницу и не нашел у двери пакет в коричневой бумаге.

При виде него у меня на лице появилась непроизвольная улыбка. Мой юный сорвиголова! Он всегда трудится изо всех сил. И хотя не знал об этом – как и я сам, – двигался к сути событий.

Доклад Эдгара А. По Огастесу Лэндору

16 ноября

Вы заметили, мистер Лэндор, как рано и с какой удивительной стремительностью сумрак накрывает горы? Кажется, солнце только-только утвердило свое правление – и вот уже скрывается, уступая мраку, накатывающемуся с неотвратимостью наказания. Наступает жестокая тирания Ночи, однако то тут, то там узнику удается смягчить приговор. Он поднимает глаза вверх и ощущает небывалый восторг при виде шара уходящего солнца, салютующего из расселин Сторм-Кинга и Кро-Нест, излучающего великолепное сияние. Сейчас, как никогда в течение дня, во всей своей красоте раскрывается Гудзон, этот глубокий и могучий поток, в грохочущем течении увлекающий за собой воображение в каждый овраг и под каждую тень.

И этим благословенным зрелищем лучше всего любоваться с кладбища Вест-Пойнта. Вы уже бывали там, мистер Лэндор? Это небольшой огражденный участок в полумиле от академии на высоком берегу, полностью скрытый лесом и кустарником. Многие, мистер Лэндор, упокоиваются в местах и похуже. К востоку от него начинается тенистая тропа, откуда открываются восхитительные виды на академию. К северу тянется аллювиальный[95] склон, ограниченный зубчатыми вершинами, за которыми лежат плодородные долины Датчесса и Патнема.

Кладбище, можно сказать, освящено дважды – Господом и Природой; по своему характеру это место тихое и уединенное, причем настолько, что даже самые благочестивые подумают дважды, прежде чем пройти по нему. Однако мои мысли, естественно, были о живом человеке. Она – вот кто занимал меня во время сна и во время прогулок. Именно ожидание ее появления отняло у меня всю энергию ума.

Четыре часа наступило, мистер Лэндор. А ее не было. Прошло пять, десять минут – она все не шла. Менее верный слуга, возможно, и впал бы в отчаяние, но моя преданность вам и нашему общему делу заставляла ждать, пусть и весь вечер, если понадобится. По свидетельству моих часов, ровно в тридцать две минуты пятого бдение было наконец-то вознаграждено шуршанием шелка и мельканием бледно-желтой шляпки.