Всевидящее око

Даже в темноте я распознал симптомы. Любовь. Любовь закралась в сердце кадета четвертого класса Эдгара А. По.

Доклад Эдгара А. По Огастесу Лэндору

14 ноября

С трудом могу передать, мистер Лэндор, с каким трепетом я предвкушал воскресное чаепитие в доме Марквизов. Наша последняя с Артемусом встреча убедила меня в том, что общение с ним в уютной домашней обстановке у теплого очага поможет в определении степени его вины или невиновности. И если он не изобличит себя там, где провел детство, я хотя бы смогу получить какие-нибудь подсказки от его близких, чьи оговорки, как я надеялся, окажутся наделены смыслом бóльшим, чем можно предположить.

Семья проживает в одном из каменных домов, выстроившихся вдоль западной границы Равнины – «Учительская улица», таково их пасторальное название. Дом Марквизов от других ничем не отличается – ничем, я бы сказал, кроме надписи на парадной двери «Добро пожаловать, сыны Колумбии!»[83] Дверь мне открыла не экономка, как я предполагал, а сам доктор Марквиз. Знал он или нет о том, как я недавно воспользовался его именем, сказать не могу, но все сомнения, что одолели меня при виде его румяного лица, мгновенно улетучились, едва он с тревогой осведомился, как дела с моей дурнотой. Получив заверения в полном и окончательном выздоровлении, улыбнулся самым снисходительным образом и сказал:

– Ах, мистер По! Теперь вы видите, что может сотворить активный отдых?

Раньше я был незнаком с великолепной миссис Марквиз, хотя и слышал нелицеприятные отзывы о ее характере – в том смысле, что она отличается крайней неуравновешенностью и чувствительным складом характера. Всем этим суждениям я могу противопоставить собственные наблюдения, не найдя в ней ничего невротического, а обнаружив лишь массу очарования. Знакомясь, она сразу одарила меня улыбкой. Стало источником приятного удивления то, что какой-то салага смог вызвать у нее такой поток доброжелательности, и еще сильнее я был удивлен, когда узнал от нее, что Артемус рассказывал обо мне в словах, достойных лишь Величайших Гениев.

Присутствовали еще двое из класса Артемуса. Одним был Джордж Вашингтон Аптон, выдающийся кадетский вожак из Вирджинии. Другим – у меня упало сердце при виде его! – агрессивный Боллинджер. Однако, вспомнив о своем долге перед Богом и страной, я решил выкинуть из головы его недостойное поведение и трусливые нападки и вполне дружелюбно поприветствовал. И вскоре случилось чудо! Этот самый Боллинджер то ли пережил существенное изменение во взглядах, то ли получил инструкцию проявлять по отношению ко мне подобающее почтение. Скажу одно: он вел беседу легко и вежливо, в полном соответствии с тем, как это принято у джентльменов.

Скудная пища, которую мистер Коззенс поставляет в кадетскую столовую, вынудила меня с особым нетерпением предвкушать трапезу у Марквизов. И я не был разочарован. Кукурузные лепешки и вафли были высшего класса, а груши, должен с удовольствием отметить, были щедро сдобрены бренди[84]. Доктор Марквиз показал себя радушнейшим из хозяев и получил особое удовольствие от демонстрации нам бюста Галена[85], а также нескольких любопытных и интересных монографий своего авторства. Мисс Марквиз – мисс Лея Марквиз, сестра Артемуса – села за пианино и, аккомпанируя себе, исполнила те сентиментальные песенки, которые уничтожают нашу современную культуру. Однако пела она очаровательно. (Следует отметить, что преобладающие тональности вытянули ее голос, естественное контральто, слишком высоко. Ее исполнение, к примеру «С ледяных гор Гренландии», было бы более изящным, если б опустилось на кварту или даже на квинту.) Артемус потребовал, чтобы я сидел рядом с ним во время исполнения, и через равные интервалы бросал вопросительные взгляды в мою сторону, чтобы убедиться в моем восхищении. Правда, сему восхищению мешала необходимость реагировать на его комментарии:

– Потрясающе, верно?.. Одаренный музыкант. Играет с трех лет… Великолепный пассаж, да?

Даже менее внимательные, чем мои, глаза и уши, возможно, узнали бы тут все, что следует знать о природе привязанности молодого человека к старшей сестре. По определенным жестам, сделанным во время исполнения, по определенным улыбкам, предназначенным исключительно ему, стало совершенно ясно, что его чувства взаимны и что между ними действительно присутствует симпатия – братско-сестринская – такая, какой мне не довелось познать (ведь я рос отдельно от брата и сестры).