– А, ладно, – беспечно сказал я. – Мы должны воспринимать это по-современному. Чего еще можно ждать от актрисы? Вы же знаете старый анекдот, По? Какая разница между актрисой и шлюхой? Шлюха делает свою работу за пять минут.
Вот тут он вскочил. Мрачный как туча, с выставленными вперед, похожими на клешни руками, двинулся на меня.
– Сядьте, – сказал я. – Сядьте, поэт.
Он остановился, попятился на пару шагов и сел в качалку.
Я подошел к окну, раздвинул шторы и выглянул в ночь, чистую и ясную, фиолетово-черную, утыканную звездами. В небе висела плоская белая луна, и ее свет накатывал на меня неспешными волнами, сначала горячими, потом холодными.
– Есть только один вопрос, – сказал я, – на который мое маленькое расследование так и не дало ответ: По, вы убийца?
Я с удивлением обнаружил, что у меня дрожат руки. Замерзли, наверное, ведь я позволил погаснуть огню в камине.
– Вы действительно многоликое создание, – сказал я, – но какое из этих лиц ваше? Не могу решить. И не важно, что говорил капитан Хичкок. – Я повернулся и устремил взгляд в его мертвенно-бледное лицо. – Но потом я вспомнил ваш разговор с Леей в форте Патнем. Процитировать вас? Думаю, я выучил ваши слова наизусть.
– Делайте что хотите, – мрачно сказал он.
Я облизал губы. Откашлялся.
– Слова кадета четвертого класса Эдгара А. По, адресованные мисс Лее Марквиз: «Мертвые преследуют нас, потому что мы слишком мало любим их. Мы забываем их, понимаете; ненамеренно, но забываем. Наши скорбь и сожаление стихают со временем, и в этот период, сколько бы он ни длился, они чувствуют себя покинутыми. И тогда они начинают требовать нашего внимания. Они хотят вернуться в наши сердца. Чтобы не умирать дважды». – Я сделал паузу. – Это ваши слова, По.
– И что? – буркнул он.
– А это почти признание. Остается только найти вашу жертву. И на это требуется всего несколько секунд. – Я стал ходить вокруг. Точно так же я поступал во времена службы в Нью-Йорке, когда допрашивал подозреваемого: нарезал круги вокруг него. – Это ваша мать, верно? – Я наклонился над ним. Зашептал в ухо: – Ваша мать, По. Каждый раз, когда вы забываете ее… каждый раз, когда вы бросаетесь в объятия другой женщины… вы как бы снова убиваете ее. Это матереубийство. Одно из тягчайших преступлений всех времен и народов.
Я выпрямился и двинулся дальше, заканчивая очередной круг.
– А вообще вам, По, не о чем волноваться. Забыть кого-то – это не то преступление, за которое вешают. Что полностью обеляет вас, друг мой. Выясняется, что вы совсем не убийца. Вы просто маленький мальчик, который обожает свою маму.
Он опять вскочил… и опять спасовал. Не знаю почему. Из-за сильной разницы в нашей комплекции? (Наверное, если б захотел, я одним махом положил бы его на обе лопатки.) Вероятнее всего, тут сыграла роль разница в нашей власти. Думаю, в жизни каждого человека наступает время, когда он вынужден признать свое полное бессилие. Он тратит последний пенс на выпивку, или его бросает любимая женщина, или он узнает, что тот, кому он доверял, желает ему зла. И в этот момент человек обнажен.
Вот таким и был По, стоявший посреди комнаты. С него словно содрали кожу, и наружу торчали кости.
– Полагаю, вы закончили, – нарушил он молчание.
– Пока да.
– Тогда желаю вам спокойной ночи.
Чувство собственного достоинства – вот его последний редут. Он гордо держал голову, в последний раз преодолевая расстояние до двери. И так же величественно прошествовал по коридору до лестницы.
Во всяком случае, он пытался. Однако что-то заставило его обернуться. И заговорить сдавленным голосом:
– Однажды вы почувствуете все то, что сотворили со мной.
Повествование Гаса Лэндора
34
Я еще бодрствовал, когда забили барабаны. Бодрствовал, но со странным ощущением перемешанных чувств. Я сидел на кровати, и мне казалось, что зарево рассвета за окном имеет такой же запах, как вакса, что от покрывала попахивает грибами, что весь воздух вокруг меня превратился в клей. В общем, я пребывал где-то между ясностью рассудка и переутомлением, и в конечном итоге переутомление одержало верх. Cидя я и заснул, а проснулся вскоре после полудня.
Быстро одевшись, я поспешил в столовую и некоторое время стоял там, наблюдая, как кадеты, будто зверьки, поглощают пищу. Я так глубоко задумался, что не заметил, как ко мне подошел буфетчик Сезар. Он поприветствовал меня как старого друга и спросил, не желаю ли я есть в офицерской столовой наверху – да, сэр, офицерская столовая больше подходит такому джентльмену…
– Буду безмерно благодарен, – с улыбкой ответил ему я. – Но я ищу мистера По. Вы не знаете, что с ним?
О, мистер По сказал распорядителю столовой, что он неважно себя чувствует, и попросил разрешения обратиться в госпиталь. Примерно полчаса назад.
Обратиться в госпиталь? Что ж, подумал я, он и раньше использовал этот трюк. Может, не готов к занятию? Или топчется на крыльце Марквизов, вымаливая у Леи аудиенции?
Или…