Всевидящее око

– Этот самый сержант Булли Грейвз сообщал, что так и не получил деньги. Он сообщил, что Эдгар, когда на него надавили, сказал: «Мистер Аллан отказывается участвовать деньгами». «Мистер Аллан отказывается участвовать деньгами!» – повторил он, подтверждая каждое слово ударом ладони. – О, это еще не все. Наш Эдгар заявил этому сержанту Грейвзу, что я редко бываю трезв.

Он подошел ко мне, словно хотел вбить в меня свои слова. Остановился футах в двух и улыбнулся.

– Мистер Лэндор, как вам кажется, я достаточно трезв?

Я ответил, что да. Это не удовлетворило его, и он отправился разговаривать с окном.

– Моя покойная жена очень любила его, и ради нее я мирился с его расточительностью и снобизмом… С его притворством. С его величайшей неблагодарностью. Но хватит. Банк закрылся, мистер Лэндор. Либо он будет стоять на своих ногах, либо уступит.

В этот момент мне показалось, будто мы с По каким-то чудесным образом сплотились. Ведь мы оба, каждый в свое время, пытались сломить твердых, как шомпол, отцов, которые не сломились бы и за тысячу жизней, разве не так?

– Но, – сказал я, – он ужасно молод. И сомневаюсь, что у него есть другой источник средств. Семейство По, как мне говорили, переживает трудные времена.

– У него есть армия Соединенных Штатов, верно? Пусть закончит начатое. Если будет достойным своего места – места, между прочим, которое ему обеспечил я, – если он выдержит все четыре года, тогда его будущее обеспечено. Если нет, что ж… – Он развел руками. – Это будет еще одна неудача в длинной череде. И я не пролью ни слезинки.

– Но видите ли, мистер Аллан, ваш сын…

Договорить мне не дали. Он резко обернулся, и его глаза сузились до щелочек.

– Что вы сказали?

– Ваш сын, – повторил я.

– Это он вам так сказал, да? – Тон стал иным: медленно закипающим, полным страдания. – Он мне не сын, мистер Лэндор; я хочу, чтобы вы это ясно поняли. Он вообще мне не родственник. Мы с женой пожалели его и приютили, как берут в дом бродячую собаку или раненую птицу. Я не усыновлял его и никогда даже не намекал на то, что имею такое намерение. Он вправе претендовать на меня так же, как и любой другой христианин. Не больше и не меньше.

Слова лились непрерывным потоком. Он произносил эту речь и раньше.

– С того момента, как он достиг совершеннолетия, – продолжал Аллан, – он превратился для меня в постоянный источник раздражения. Теперь, когда я женат и связан обязательствами подлинных отношений – кровных отношений, – я не вижу смысла и дальше общаться с ним. С этого дня он должен идти своим путем. И именно это я и намерен сказать ему.

«И он скажет, – подумал я. – А сейчас – генеральная репетиция».

– Мистер Аллан, я скажу то, что пытался сказать раньше: в последнее время у вашего… у вашего Эдгара непростая ситуация. Мне кажется, сейчас не лучший момент, чтобы…

– Сейчас такой же подходящий момент, как и любой другой, – твердо заявил он. – Мальчишка совсем избаловался. Если он хочет быть мужчиной, пусть откажется от детского иждивенчества.

Что ж, Читатель, так иногда бывает. Человек говорит, а ты вдруг слышишь нотки, которые не принадлежат его голосу, а являются отзвуком другого, и тогда понимаешь, что эти слова были сказаны много лет назад и вбиты в говорящего так же, как он пытается вбить их сейчас в тебя; ты догадываешься, что эти слова и есть истинное наследие семьи, причем худший его сорт. Ты узнаешь все это, ты ненавидишь эти слова и ненавидишь человека, который произносит их.

Осознание равносильно освобождению. Я обнаружил, что больше не обязан умиротворять этого купца, этого шотландца, этого христианина. Что мне нет надобности делать вид, будто он выше. Что я могу, твердо стоя на своей позиции, заглянуть в его козлиные глазки и сказать:

– В общем так, мистер Аллан… Вы нанесете удар этому молодому человеку и умоете руки, отделаетесь от него и зачеркнете прошедшие двадцать лет, и через пять – нет, через четыре минуты, если он не возразит вам – окажетесь на пароходе, который доставит вас обратно. Вы очень экономный человек, мистер Аллан.

Он склонил голову набок.

– Знаете, мистер Лэндор, мне не нравится ваш тон.

– А мне – ваш взгляд.

Думаю, это удивило нас обоих. То, что я схватил его за грудки и со всей силы двинул о стену. Я слышал, как позади меня дрожит оконная рама. Чувствовал, как под одеждой напряглось его тело. Ощущал запах собственного дыхания.

– Ублюдок, – сказал я, – он стоит сотни таких, как ты.

Интересно, спросил я себя, когда в последний раз кто-то осмеливался поднимать руку на Джона Аллана? Наверное, в этом поколении – никто. Чем и можно объяснить, почему он почти не сопротивляется.

Но и я не горел желанием драться. Я выпустил лацканы его жилета, отступил на шаг и сказал:

– Если это вас утешит, мистер Аллан, то он стоит тысячи таких, как я.

* * *