Лекок быстро взвесил положение. Прежде чем почувствовать страх одиночества, он ощутил волнующее и порочное сознание отсутствия свидетелей. С лампой в руке стоял он один среди черных вод, нето прислушиваясь, него соображая. Глаза его блестели как у волка, и он не замечал москитов, яростно жаливших лицо.
— Картье! — еще раз негромко окликнул он. Из-под подушки торчал угол портфеля.
Лекок поставил лампу на пол и с револьвером в руке медленно двинулся к постели. Он не смотрел в лицо спящего из опасения разбудить его. Руки его дрожали, глаза не отрывались от портфеля.
Вдруг храп прекратился.
— Лекок, — тихо сказал Картье, не открывая глаз, — караульте дверь. Я видел лицо Рикашты.
Лекок оглянулся, весь обливаясь горячим потом. Ему показалось, что заговорил труп. Между тем сборщик несомненно говорил в бреду. Он снова тяжело храпел и бормотал неясные слова.
Прошло минут пять, пока Лекок собрался с силами и вновь подошел к кровати. Прежде чем поднять револьвер, перевел дух и зажмурил глаза. Когда открыл их, Картье сидел на постели и целился в него.
В ужасе выронил револьвер и протянул вперед руки. Картье выстрелил. Лекок отскочил к стене.
— Опомнитесь! — крикнул он. — Я только хотел дать вам хинина.
Вторая пуля вонзилась в стену над головой фельдшера. Он согнулся пополам и с ревом выскочил на террасу. Вслед ему прогремело еще четыре выстрела. Картье выронил оружие и с бессмысленным хохотом опрокинулся на кровать. Сознание ни на минуту не возвращалось к нему.
Лекок прыгнул в челн, озаренный месяцем, захватил на лету свой чемодан и отчалил. Чумное дыхание воды охватило его ужасом, ему казалось, что он будет немедленно засосан болотом. Ветви потопленных деревьев скребли по дну. Лекок судорожно ударил веслом, вплыл в угольную тень соседнего дома и ударился о сваю.
Вдруг чья-то черная рука сдавила его горло. В лунном луче мелькнул клинок с золотыми китайскими письменами. Лекок вскрикнул — и это был его последний крик.
Картье очнулся лишь на третий день. Он высох, как скелет, его голова тряслась, тело горело. Как животное перед смертью, он на четвереньках пополз к воде.
Лагуна дышала гнилым зноем. Стояла страшная тишина, которая бывает перед ураганом.
От слабости Картье несколько раз припадал к полу. Дреки были влажны, дом покосился. В углах шевелились жабы. На перилах, под кровлей — всюду, где была тень, выросли большие вонючие грибы. Вода достигла уровня террасы и стояла неподвижно. Время от времени из глубины ее сонно подымались черные пузыри и лопались на поверхности.
Нагнувшись с помоста и припав ртом к воде, Картье долго и жадно пил. Потом он тупо уставился на вечернюю зарю, запекавшуюся кровью. Оттуда подымалась туча. В воздухе не было ни малейшего движения. Это вселяло безотчетный страх.
Над головой длинной вереницей пронеслись темные птицы с торчащими ушами. Это были келонги, летучие собаки, отправлявшиеся на ночную охоту. Но они сейчас же вернулись и, описав несколько тревожных бесшумных кругов над болотом, безмолвным привидением скрылись в лесу.
Засветил месяц, нахлынули бабочки. Они подымались снизу, от воды, черными фейерверками, беззвучными пышными взрывами, и рассыпались как вулканический пепел. Пыль от их крыльев наполнила воздух.
Картье ни о чем не думал. Он превратился в одну из бессловесных тварей Нуок-Дена. Глотнув еще раз воды и повинуясь инстинкту, он собрался ползти обратно в свое темное логовище, когда на реке появились джонки.
Они шли сверху по течению, распустив большие перепончатые паруса, торопясь уйти от грозы. На каждой было три мачты и три паруса. Передний висел прямо, оба задних распускались влево и вправо наподобие крыльев. На носу с обеих сторон было нарисовано два больших черных глаза, — чтобы обмануть водяных бесов и заставить их думать, что плывет дракон[3]).
Видение этой фантастической флотилии, двигавшейся в лунном дыму болотных туманов, пробудило в Картье смутные воспоминанья.
Он зашевелился, задрожал, шатаясь встал на ноги и начал торопливо одеваться. На голову надел белый шлем, под мышку взял портфель.
Джонки приближались бесшумно и величественно. Картье закричал, захрипел, замахал руками. Он пришел в страшное волнение. Это были здешние деревенские джонки, он отлично узнал их, сразу и ярко вспомнил все.
Джонки поровнялись с деревней, но не остановились. Ни одна из них не повернула к террасе, не замедлила движенья. Между тем они не могли не слышать крика Картье: каждое, даже тихо сказанное слово отчетливо отдавалось водой. Одна, за другой призрачными силуэтами, подобно гигантским летучим мышам, проплыли джонки мимо и скрылись за поворотом.
Картье умолк. Все звуки замерли, земля потонула в тишине. Вдруг стало темно, туча закрыла месяц. Картье нагнул голову и в страхе оглянулся.