Всемирный следопыт, 1930 № 03

Была предвесенняя пора. Мужчины выбивались из последних сил, отыскивая в лесу добычу. Старухи — хранительницы колдовства пытались путем заклинаний и магических действий помочь охоте.

_Рис. 1

Долго в предутренней полумгле неслись заунывные звуки, смешиваясь с ревом порога Шойрукши.

На противоположном берегу виднелись шалаши.

Обитатели стойбища неподвижно растянулись на шкурах, шепча заклинания. Никто из них по древнему обычаю не смел шевелиться, чтобы и звери в лесу, за которыми пошли охотники, были так же неподвижны. В этом выражалась магическая помощь охотникам. В шалашах было тихо;- изредка вскрикивали грудные младенцы, но тотчас же начинали хрипеть; материнская грудь затыкала им рот.

В одном из шалашей зашевелилась груда шкур, и из-под оленьего полога выполз человек. Он встал на ноги. Рослая фигура четко вычертилась на серебристом фоне неба. Ветер затрепал космы длинных волос. На замасленном кожаном панцыре тускло заблестели бронзовые украшения. Глухо звякнул о пояс чеканный меч. Могучее тело вытянулось во весь богатырский рост. Голубые, все еще застланные сном глаза лениво обежали окрестность. Пошатываясь как пьяный, он побрел вперед. То там, то тут приподнимались пологи шалашей, и много пар глаз с завистью глядели ему вслед: он не свой, чужак, ему можно нарушить закон.

— Смотри, мама, чужой воин куда-то уходит, — зазвенел жалобный голосок одного из ребят. — Мне надоело лежать. Пусти побегать по снегу.

— Молчи! Молчи! — тревожно зашептала мать. — Он к нам пришел из воды. Старухи говорят, что в нем сидят морские духи. Разве мы стали бы давать ему нашу пищу и лучшее место у костра, если бы не боялись его? Ему все можно. Его не надо сердить.

Глухо поскрипывал весенний, уже слежавшийся снег под тяжелыми шагами гиганта. Вольный сын Скандинавии, он с детства привык бороздить моря в поисках незнаемых земель. Сейчас судьба занесла его к этому беломорскому племени. Он был пленником. Медленно, как во сне, не зная сам куда, уходил он от стойбища. Добрел до опушки леса и, резко свернув, направился к ревущему порогу.

Там он растянулся на самом краю скалы, свесив голову к бурлящей воде.

Этот порог напоминал ему один из водопадов его родины: те же скалы, тот же вой воды, та же ярость пенящихся струй.

Долго глядел скандинав немигающими глазами на буйную реку. В желто-белой клокастой пене порой мелькала темная полоса гранита. Она казалась ему бешено несущейся ладьей с его дружиной.

— Олэ! — побежало хриплым ревом по реке. — Олэ, викинги!..

Налитые кровью глаза не отрывались от порога. В мозгу все ярче вспыхивали жуткие картины. В последнее плавание викинги сутки бились среди порогов, увертываясь от рушащихся на ладью гребней волн, пока одним ударом волна не разбила ладью о подводную скалу.

Каждый день долгие часы проводил скандинав на скале во власти бредовых видений. В редкие минуты, когда прояснялся рассудок, он все более убеждался, что ему больше не вырваться на свободу. Кто из?сородичей может узнать, куда закинула его буря? Кто придет к нему на помощь? Глядя на пенистый порог, он переживал последнюю бурю. В памяти всплывало ужасное утро, когда он, разбитый и окровавленный, лежал на берегу. Случайно набредшие на него жители стойбища в страхе разбежались, но потом, видя, что пришлец не нападает на них, снова приблизились, и завязался разговор посредством знаков…

Первый весенний дождичек отрезвил скандинава. Поднявшись, он заметил на острове тлеющий костер, только что оставленный колдуньями. Он еще не бывал на священном островке. Пройдя несколько шагов по льду, он поднялся по ступенькам на скалу. Задумчиво прошелся вдоль наклонной каменной стены, оставляя на снегу глубокие следы.

В затуманенной памяти мелькнули картины далекого прошлого. Ребенком он с любопытством осматривал выбитые на таких же самых скалах рисунки, изображавшие человеческие следы, животных и военные сцены. Его предки когда-то увековечивали на скалах свои победы над жившим в тех местах дикими народами.

Внезапно у скандинава родилась мысль оставить на этой скале такую же память и о себе, ведь когда-нибудь доберутся его смелые сородичи и до этих лесов и узнают, что здесь жил воин их племени. Под руки попался камень; скандинав приставил меч к скале и, ударяя камнем по рукоятке, стал выбивать ямки на словно отполированном граните. Вскоре на камне появился контур правой ступни человека. Чтобы друзья узнали его, скандинав оставил в середине следа не-выбитый круг, знак когда-то полученной им в бою раны. На некотором расстоянии он начал выбивать след левой ноги.

Но вот мерный стук камня о звенящий меч прервался звериным воем. Скандинав прислушался — это кричала одна из старух. Чутким ухом она расслышала стук, доносившийся с заповедной скалы. Тотчас же выползли из шалашей обитатели всего стойбища. По воплям и жестам приближавшейся толпы скандинав понял, что ему приказывают уйти с этого места. Он затрясся от ярости и, злобно оскалив зубы, взмахнул мечом. Этот знак был понятен без слов.