Всемирный следопыт, 1929 № 11

Среди ночи я вскочил от громоподобного звука, со сна жестоко ударившись о дно лодки. Оказалось, Владимиру послышалось нето мяуканье, нето рев и, не вылезая из-под лодки, он поспешно выстрелил.

Результат как для меня, так и для него оказался плачевным. У меня гудело в голове, а он отбил себе плечо, умудрившись спустить зараз оба курка. Охая и крякая, растирая пострадавшее плечо, он незаметно для себя все в новых вариантах рассказывал о ночном реве.

Спать больше не пришлось. Один лишь счастливец Петька умудрился не проснуться даже от выстрелов. Мы же, несчастные, принялись кипятить чай, ради сытости делая его приторно сладким; впрочем кислый деревенский хлеб отбивал приторность наших «щей». Чтобы не уснуть, варили чай до самого рассвета.

Владимир все время бубнил, что как только настанет утро — нужно будет ехать обратно.

Но парню не везло. Вместе с солнцем появился такой ветер, что геолог волей неволей отложил мысль об отъезде. Итти со мной продолжать обследование островка Владимир наотрез отказался. Я ушел вместе с Петькой, предоставив ему отсыпаться.

Нам опять посчастливилось. Островок дал новые следы человека. Они говорили о доисторических насельниках этого края. Груды камней на лесной полянке повидимому были остатком какого-то сооружения. Обойдя вокруг сооружения, я увидел с западной стороны лестницу, ведущую на его вершину. Сбоку сооружение имело вид неправильного треугольника.

Поднялся по лестнице. Она была сложена из крупных, более или менее ровных плит (но без следов обработки). По лестнице я дошел до площадки, образующей вершину усеченного конуса. Невольно бросилась в глаза старательность выкладки плит. На площадке лежал жерновообразный камень. На нем было выложено кольцо из крупных глыб белоснежного кварца. Вероятно это был жертвенник.

Помню, как слепило глаза только что поднявшееся солнце. «Некогда, — думалось мне, — по этой лестнице кто-то подымался и стоял на моем месте»…

Зачем нужно было воздвигать такое сооружение?

Петька куда-то исчез, и я, никем не тревожимый, напрягал память, стараясь припомнить какую-нибудь параллель из числа северных памятников. Так и не вспомнил, потому что археология нашего Севера находится еще в зачаточном состоянии. Пришел в голову лишь тот факт, что лопари до сих пор чтут белые кварцевые камни, в особенности если они напоминают человеческую фигуру или голову.

Жертвенник доисторических насельников Беломорья на Кузькином острове. 1. Профиль жертвенника. 2. План жертвенника. У. Вид с восточной стороны.

Солнце било прямо в глаза. Я жмурился и невольно улыбался, радуясь идущему от него теплу. Только я не кланялся солнцу и не приносил ничего в жертву, хотя углубление в середине белоснежного кольца вполне подходило для этих целей.

Я окликнул Петьку, и мы начали детально обследовать сооружение. Вскоре я принялся за составление чертежей. Затем я показал Петьке, какие нужно срубить деревья и кустарники, чтобы заснять памятник с разных сторон. Ведь только фотографию можно считать вполне научным документом, чертеж служит главным образом пояснительным дополнением.

Но обмер, зарисовка, чертежи и фотографирование — это только половина дела. Нужно было внимательно изучить всю окружающую местность, чтобы понять, почему памятник возник именно на этом, а не на каком-нибудь другом месте. Разрешив этот вопрос, я тем самым решал важнейшую задачу — чем являлось это сооружение в древние времена.

Помог компас, еще больше — карта, но главную помощь дала окружающая местность. Кузькин остров ближе всех остальных островков лежал к вытекающей из озера реке. Река впадала в Белое море, откуда приходили в озеро метать икру семга и некоторые другие крупные рыбы. Невольно вспомнились параллели. Взять хотя бы Байкал, где знаменитый Шаманский Камень стоит как раз у истоков Ангары — единственной реки, вытекающей из озера. Мелькнула мысль: с Шаманского Камня надеялись магическими приемами приманить добычу из байкальской пучины в реку, а здесь быть может пытались тем же способом приманить желанную рыбу из беломорских глубин через реку в это озеро…

Вдруг раздался оглушительный выстрел. Мы с Петькой бросились на берег к Владимиру. Мерещилось нападение неизвестного хищника, даже мелькнула мысль, что такой горе-охотник как Владимир мог жестоко пострадать от раненого им хищника…

Выбежав на берег к лодке, я невольно остановился на месте. Парень с ружьем в руках чуть заметно двигался к лодке и вдруг, бросив его на землю, замер как столб. Когда мы с Петькой добежали до него и взглянули по направлению его неподвижного взгляда, то первое, что бросилось в глаза, было длинный хвост и еще дрожащие в предсмертных судорогах задние лапы большого до жути тощего кота.

— Рублей на тридцать — тридцать пять будет, — деловито пробормотал Петька.

— Что ты! — отмахнулся сконфуженный Владимир. — Ни один дурак и полтинника не даст за такую шкуру.

— Шкуру и дурак задаром не возьмет, а тебе за лодку денежки выложить придется.