Всемирный следопыт, 1929 № 11

Так прошло несколько дней. Геолог работал, торопясь закончить свое дело: река должна была скоро замерзнуть — начинался ноябрь. Я же переходил от одного любителя и знатока старины к другому. По вечерам, за ужином, между мною и Владимиром происходило соревнование: кто из нас собрал за день наиболее интересней материал.

На пятый день моего пребывания в деревне хозяйка, подавая нам обед, с ужасом на лице заявила:

— Ягод вам сегодня не будет, а коли уж придет нужда, можно сбегать к соседке..

Оказалось, что ее «ребятенки» ездили за ягодами на Кузькин остров, лежащий на большом озере близ деревни, и чуть живы домой вернулись, — их едва не съел какой-то зверь.

Наши расспросы оказались напрасными. Вначале никто не мог описать внешнего вида зверя, но мало-по-малу по припоминаниям ребят чудовище стало походить на нечто среднее между тигром и носорогом. Мы посмеялись и вскоре забыли о таком диковинном для побережья Белого моря звере.

Наутро следующего дня, захватив провиант, мы вместе с местным пионером Петькой поплыли по озеру на Кузькин остров, о котором накануне слышали чудеса.

Я говорил не меньше часа, прочитав лекцию о жизни Севера в давно прошедшие времена.

На Кузькином островке мы нашли прекраснейший ягодник, кое-где болота, редкие сосны и березняк. Коралловыми гроздьями алела брусника, было великое множество и других гостинцев северного леса — грибов. Наелись мы досыта, а затем решили заняться осмотром нашего временного владения.

Владимир не без ехидства предложил разойтись в разные стороны, а затем рассказать друг другу о своих находках. Он — про природу, а я — о человеке — вернее, о его следах. Было очевидно, что Владимиру на этот раз будет удача — нетрудно было найти на острове разные биотиты, оликоглазы, микролины и прочие минералы. Волей-неволей я принял вызов. Петька ушел с Владимиром, а я побрел в противоположную сторону.

По компасу я пересек остров с запада на восток, а потом поперек — с севера на юг. Как ни щупали глаза, но кроме низкорослого леса я ничего не видел. Приходилось возвращаться с голыми руками на посмеяние лютому противнику моего любимого дела.

На обратном пути я подошел к ущелью, зажатому между двумя гранитными массивами. Такие места всегда дают что-нибудь интересное, в крайнем случае красивый вид. Не прошел я и двадцати метров, как над моей головой на скале увидел два куска дерева. Их слишком прямые очертания сразу сказали, что это следы пребывания человека. Вскарабкавшись на скалу, я увидел очень большой деревянный крест, древесина которого истлела и превращалась между пальцами в порошок. Глубоко вделанный в дерево медный крест зеленел окисью меди. Был ли это просто отголосок широко распространенного старого обычая Севера всюду ставить кресты, или это обозначало что-нибудь другое?

Распутывание сложнейших дел Шерлока Холмса было пустяком по сравнению с моей задачей. Ведь кресту было не менее сотни-другой лет, и сколько десятков раз на островке сменялся растительный покров, уничтожая следы работы человека! Медленный, очень внимательный осмотр местности скоро оправдал себя.

В том месте, где гранитный массив расходился на два крыла, в одной из каменных стен было выдолблено значительное углубление. Под толстым слоем перегноя я нашел осколки породы, говорившие об ударах железной киркой. К нише примыкали две стенки из полуистлевших бревен. Следовательно здесь когда-то была избушка. Благодаря корням брусники и других растений, со всех сторон уцелели земляные насыпи, окружавшие стенки, — вероятно для тепла. Внутри, у входа, сохранился каменный очаг, какие еще до сих пор делают наши северные промышленники. В каждом из уцелевших углов был врезан в дерево или медный позеленевший образ или такое же распятие старообрядческого типа.

Жил ли здесь охотник-промышленник? Новый осмотр тотчас же дал ответ. Загадку разрешила лавка, на которой он спал. Она состояла из четырех бревен. На одном из концов ее лежал вдавившийся в дерево большой камень. Случайно? — Нет. Он когда-то служил подушкой; камень, почти целиком ушедший в трухлявое дерево, имел искусственную выемку как раз по форме человеческой головы. Жесткая же подушка была у этого пустынника!

Естественно явилась мысль: чем же он жил? Если он был отшельником, каких очень много жило с XIII по XIX век на окраинах нашего Севера, то он не имел права есть мяса. Оставались лишь ягоды и рыба. Никаких следов былого земледелия не сохранилось. В каких-нибудь трехстах метрах от кельи оказалась речка. Пройдя в обе стороны по ее берегу, я понял, что это очень узкий проток озера, разделяющий островок на две части. Как я вскоре убедился, рыба из озера заходила сюда.

Вернулся к келье. Новые поиски опять дали находку: семь выдолбленных в скалах углублений, которые были прикрыты каменными плитами. Конечно здесь хранились запасы пищи пустынника.