Всемирный следопыт, 1928 № 09

— Какие там еще показания! Дело Лобанова прекращается, а дело Стручкова, очевидно, — лечиться, — проворчал следователь.

— Не придется, товарищ следователь! Надеюсь, больше заявлений по этому делу не будет, — добродушно прошамкал старый актер Залетаев, с плутоватой улыбкой входя в комнату.

— Товарищ следователь, не отсылайте остальных, а особливо товарища Иваницкого. Мое заявление такого рода, что чем больше свидетелей, тем лучше, — сказал он, усевшись поудобнее и приготовившись к повествованию.

— Я буду краток. Шум, поднятый вокруг клада, сперва меня забавлял, а потом начал внушать опасения, когда столько людей оказались запутанными в это дело. Я чувствую, что главный преступник— это я.

— Вы, кажется хотели быть кратким? — намекнул следователь.

— Да, да, голубчик… To-есть, виноват, товарищ следователь! Итак, было бы вам известно, что три года назад, когда Собес еще не наделил меня жилплощадью, я как человек, не утративший еще былой предприимчивости, поселился там на кладбище, где вы обнаружили жилище студента Лобанова. Да-с. Может быть, вы обратили внимание на сложенную там кирпичную печечку, которой, без сомнения, пользовался и студент? Так вот она сложена этими самыми руками. Теперь насчет клада. Этот клад, собственно говоря, принадлежит мне…

— Что-о? — протянул следователь. — Вы хотите оспаривать клад у государства?

— Оспаривать не собираюсь, да и не придется. Оба ящика здесь? Так вот я могу вам перечислить все вещи, в них находящиеся. Все это я спрятал там в подземелье.

— Предположим, что это и так, — сказал следователь, — но в таком случае возникает три вопроса: во-первых, как вы могли подделать план так искусно, что ввели в заблуждение даже археолога, исчислявшего его возраст тремя столетиями, во-вторых, считаете ли вы, что можно признать вашей собственностью такое большое количество драгоценных и музейно-ценных вещей, и, в-третьих, откуда вы могли достать такие ценности?

— Извольте, отвечу. Плана я не составлял, зато рассматривал, когда его извлекли из камина. Он, очевидно, подлинный. Я согласен с товарищем Иваницким, что там о кладе и не упоминается. Только я не согласен с вами, — обратился он к Иваницкому, — в толковании окончания слова «клад»… Скорее всего это было слово «кладбище», а вовсе не «кладка». Документ этот — просто план подземелья под кладбищем… Так я понимаю. На второй и третий вопросы, товарищ следователь, я отвечу, когда вы в присутствии экспертов, — а таковые тут налицо, — вскроете и проверите по моей описи содержимое ларцов.

— В самом деле, не мешало бы это сделать, — заметил Иваницкий.

После вскрытия ларцов составили акт и передали их вместе с вещами Залетаеву…

В обоих ларцах находились бутафорские предметы: посуда из стекла, жести и дерева, и камни для тяжести…

В тот же день в трупе, извлеченном из развалин стручковского дома, по ревматическим узлам на руках опознали кассира Хлопова…

XVII. Настоящая жилплощадь.

Когда Лобанову сообщили, что дело прекращено, и предложили оставить тюрьму, он отказался уходить.

— Здесь мне никто не мешает заниматься. Сравнительную анатомию я приготовил сидя здесь, но у меня остались еще зачеты.

Узнав, что с разрешения Иваницкого он может снова временно занять свой мавзолей, студент забрал книжки и помчался «домой».

Теперь уже открыто, без страха и упрека, он поселился в прежнем помещении, обязавшись охранять кладбищенские входы от искателей кладов и жилплощади, которая была для многих желаннее клада.

Охрана была безусловно необходима. Сотни бесплощадных претендентов на занятие стручковских развалин и кладбищенских катакомб, подгоняемые не остывшей еще надеждой найти настоящий клад, расположились лагерем между развалинами и кладбищем.

Через несколько дней после возвращения Лобанова в его «аппартаменты» вбежал с грозным видом упарившийся участковый надзиратель.

— Выезжайте! — крикнул он по привычке.

Лобанов облегченно вздохнул и с видом радушного хозяин пригласил гостя сесть на чурбак.

— Испугали вы меня, товарищ! — сказал он. — Я уже думал, что меня снова арестовывают. Хотя в тюрьме и хорошо жить, спора нет, а дома — лучше. Вам не известно, что я живу здесь на законном основании?

— Коли так, — сказал участковый, — вы все равно, что домовладелец, обязаны в трехдневный срок завести дворника, чтобы он содержал дорожки в порядке и мне был помощником. А вас налогом обложат.

— Бросьте, товарищ! — улыбнулся Лобанов, — Я сам служу вроде дворника. С завтрашнего дня я зачисляюсь на службу в качестве ночного сторожа четырех мавзолеев. А вам я помогу. Ручаюсь, что скоро уберу отсюда всех «кочевников».

И Лобанов сдержал свое слово.

Забросив на месяц университетские занятия, Лобанов с утра до ночи носился по учреждениям и разговаривал, с «кочевниками».

И когда выпал первый снег, на пустошь рядом со стрючковскими развалинами начали свозить строительный материал для возведения первого дома вновь организованного жилищно-строительного кооператива.