Всемирный следопыт, 1927 № 11

Одной минуты молчания было довольно, чтобы умирающие от жажды люди забыли предмет спора. Раскаленная пыльная пелена застлала сознание. Все были исполнены острой ненависти друг к другу, но причины вражды никто не помнил. Повинуясь какому-то инстинкту, который остался от дисциплины, все молча повернули коней в разные стороны и разъехались, чтобы не начать убивать друг друга. Магома, сам не зная зачем, взял веревку и повел ненужных более верблюдов вперед. Ворон тронулся следом. Некоторые всадники останавливались. Лошади опускали головы чуть не до земли и подолгу качались, стоя на месте. Иногда всадники, желая облегчить коней, слезали. Сделав несколько шагов, они падали и снова шли, влача в поводу лошадей. Два-три человека долго тащились пешком, не имея сил сесть в седло. Потом они отстали; их не стало видно. Кони без седоков упорно шли в одном направлении с остальными. Через несколько минут несколько верблюдов легли на песок, и Магома бросил веревку. Лошади, привыкшие итти за кубышками, стали на месте.

Казалось, что здесь окончится путь отряда, и люди вместе с конями окончат здесь, на песке свои страдания. Но далеко, на высоком бархане, показалась одинокая сутулая фигура Ворона, и движение началось снова. Здоровые верблюды рвались вперед за отрядом, но веревка, пропущенная сквозь ноздри, их не пускала. Жалобный и в то же время свирепый рев, начинающийся визгом и кончающийся глубоким рыдающим басом, долго провожал удалявшихся людей.

Вдруг Ворон осадил коня. Прямо перед ним расстилалось огромное водное пространство. Синий лес стоял зубчатой стеной. Вода катилась ровными стальными волнами. Ворон повернул коня назад, чтобы задержать всадников. Теперь он знал, что минуты отряда сочтены. Призрак воды заставит людей загнать коней на смерть и вызовет такое отчаяние, что никто больше не пожелает сделать ни одного шагу. Ворон много раз слышал от Магомы легенды о том, что иногда Дарья течет по пескам, и люди, увидев ее, остаются и умирают на месте. Ворон решил остановить всех в низине во что бы то ни стало. На минуту он пожалел, что Магома уехал вперед, но возвращать его теперь было поздно. Ближайший всадник почти выкарабкался на подъем. Его кровавые, безумные глаза как-то по особенному умно глядели на командира. Темно-бурое лицо, густо присыпанное пылью, было неподвижно. Эта маска жажды облизывала губы сухим языком и рвалась вперед.

— Молчи! — грозно сказал Ворон.

Нечеловеческая ненависть исказила безумное багровое лицо всадника. Он взглянул на мираж, торжествующе поглядел на Ворона, посмотрел вниз на остальных и замахал им рукой, Ворон мгновенно обнажил клинок и нанес удар. Бурое лицо мелькнуло книзу, но крик «вода» огласил всю низину.

Ворон опустил окровавленный клинок. Остановившимися глазами, неподвижный, как статуя, созерцал он трагедию, которая разыгрывалась на его глазах. Серыми клубами поднялась пыль на барханах. То тут, то там выныривали всадники. Охваченные безумным волнением, они гнали коней вниз к воде. Они хотели кричать друг другу о реке, которая была у них перед глазами, и показывали друг другу пальцами на воду. Но никто не мог вымолвить ни слова.

В это время стало видно, как Магома, бывший впереди, медленно вместе с конем погрузился в воду и исчез… В ту же минуту вода и лес поднялись кверху и стали медленно таять в воздухе… Жалобные, безумные крики проводили расплывшийся мираж. Потом всадники остановились. Они были близко друг к другу. Их ненависть воспламенилась, как порох, поднесенный к огню. Ворон услышал выстрел, потом другой, третий, и увидел, как два человека упали на песок. Ворон повернул в сторону и погнал коня на огромный бархан. Это было безумием, но он сам знал, что делает. Он хотел не слышать этой стрельбы. Он считал себя виновным во всем: в утрате воды, в убийстве товарища-кавалериста и в бессмысленной, ужасной стрельбе, которая гремела позади внизу. Конь с неожиданной силой взобрался на бархан и остановился.

Внизу, в огромной котловине, Ворон увидел табор Джунаид-хана…

X. Один за всех.

Десятки юрт стояли близко одна от другой. В центре лагеря были уложены верблюды. Прикинув на глаз, Ворон увидел, что их около двухсот. За пределами табора копошилась на песке огромная толпа. Даже отсюда были видны яркие одежды. Ворон понял, что это пленные узбеки, и не стал дальше размышлять.