Всемирный следопыт, 1927 № 11

Ворон сделал вид, что не слышал, и тронулся вперед. Оглянувшись, он увидел багровое засыпанное пылью лицо с воспаленными глазами, искаженное ненавистью. Ворон понял, что его безоружная спина вводит в соблазн обезумевшего от жажды человека и проехал вперед каравана. Он чувствовал, что сейчас не сможет удержать повиновение людей и решил некоторое время не быть на виду. Каждую минуту он боялся, что люди бросятся грабить воду.

Магома рыскал по барханам, отыскивая колодец. Яростная последняя вспышка жизни в сухом, как будто железном теле проводника заставляла его искать воду. Здесь должны были быть развалины крепости, но Магома ничего не находил. Местность имела совершенно незнакомый вид, так как за последнюю неделю было две бури. Гребни барханов шли не на север, как раньше, а на восток. Но инстинкт Магомы подсказывал ему, что колодец здесь. Он приблизился к Ворону и, протянув сухую, черную, как сковорода, ладонь стал водить по ней пальцем.

— Тут много баранов… — Он замолчал, подыскивая слова. Он не мог сказать — оазис или кишлак — и беспомощно повторил:

— Большое место… много баранов… Все кругом называется по имени колодца Кырк-Кулач (Сорок Сажен)… Колодец никогда не высыхает… Очень много воды… А вот тут местность называется Отуз-Кулач (Тридцать Сажен)… Не так много воды, но зато неглубоко…

Магома зажмурился, как бы предвкушая какое-то несбыточное счастье, и таинственным шопотом продолжал:

— Тут Бал-кудук (Медовый колодец)… В нем совсем нету соли…

— Иди за ханом, не потеряй след!

— Верблюды идут за ханом. Они чуют след и воду… Хан близко…

Магома схватил Ворона за руку. Глаза иомуда впились в одну точку. Следуя за его взглядом, командир увидел на песке белую тряпку.

— Тут вода! — торжественно проговорил проводник. — Во время бури бархан лег на колодец. Он замел шест, но тряпку ты видишь сам. Это ничего, колодец накрыт досками. Копать немного, четыре — пять сажен. Воды сколько хочешь. — Магома засмеялся от радости.

Верблюды остановились, и передовой фыркал, обнюхивая тряпку. Кавалеристы приблизились и окружили толпой командира и проводника.

Видно было, что многие из них не знают, едут они или стоят на месте. Все были поразительно похожи друг на друга, с фиолетовыми лицами, синими, распухшими губами и серой, как песок, одеждой. Они потеряли даже инстинкт самосохранения. Молча, толпой они могли стоять на одном месте, пока не стали бы падать один за другим.

Ворон молча поглядел вбок на проводника. И Магома понял: у этих людей не хватило бы силы разрыть даже небольшой бархан. Но, если они узнают, что здесь вода, они не уйдут и погибнут.

На лице Магомы появился дикий смертельный страх. Совсем недалеко под его ногами была живая вода. Но ее надо было бросить и уходить в раскаленные пески.

Ближайший всадник задвигал челюстями, и на зубах у него громко заскрипел песок.

Повинуясь взгляду командира, Магома молча тронулся вперед. Толпа всадников потянулась за ним. Туземные кони останавливались, фыркали и обнюхивали тряпку. Они рыли копытами песок, останавливались около тряпки и ржали, но красноармейцы не знали, в чем дело, и гнали их вперед. Магома приблизил своего коня к командиру и стал говорить, оглядываясь по сторонам, чтобы его кто-нибудь не услышал.

— Жажда, жажда, — бормотал Магома. — Скоро придет наш час, и мы увидим ее лицо. Оно сухое, как песок Каракума. Глаза жажды сверкают ненавистью, как это солнце. Сухим языком она всегда облизывает свои синие губы. Она посмотрит в глаза каждому из нас— и мы возненавидим друг друга. И мы будем убивать друг друга. Ворон! Наша чаша весов поднялась слишком высоко. Мы погибли…

Командир эскадрона молчал. Он был в забытьи… Отряд представлял собою удивительное зрелище. Впереди всех, качаясь, как подстреленный, ехал Ворон, немного позади — Магома. Потом тянулся караван высоких верблюдов. Они шли, беспорядочно дергая веревку и чуть не разрывая ноздри друг другу. Как только веревка в одном месте слегка ослаблялась, верблюд падал на колени, чтобы хоть на секунду дать себе отдых. В следующее мгновение веревка до крови рвала ему ноздри; он, молча, вставал и шел. Животные не ревели, сберегая влагу рта и легких. Позади этой мятущейся, останавливающейся, исполненной тревоги колонны верблюдов следовали надеющиеся на воду всадники.

Вперед, вперед! Командир эскадрона продолжал путь и увлекал за собой умирающих людей и животных.

VIII. Бал-кудук.

Магома остановил коня на вершине огромного бархана и протянул руку вперед. На фоне выгоревшего неба он весь, вместе с конем, был похож на черный памятник. Неожиданно спрыгнув с седла, он заплясал, как дервиш, и заорал, не жалея голоса:

— Бал-кудук (Медовый колодец)!

Всадники заторопились и стали подтягиваться. Это были последние усилия. Некоторые шли пешком, ведя коней в поводу. Двое остались лежать на песке, ожидая помощи. В ложбине, около колодца, росли кусты тамариска. Стадо баранов в несколько сот голов расположилось на песке. Около сруба колодца сидели иомуды. У них не было верблюдов, чтобы достать воды. Они приготовились умереть от жажды, сидя около Медового колодца.