— Не смей, не смей тако о нём! Не смей! — Роксана вспыхнула. — Он — воин, он — богатырь, витязь мужественный, храбр!
— Который совершил великий подвиг, умертвив несчастного безоружного волхва?! Который упустил Всеслава, бесплодно гоняясь за ним по лесам Полочанщины?! Которого даже новгородские бояре предали за его былые «геройства»?! И который теперь трусливо бежал в такую даль, что его и не найти?! Экий храбр! Даже жену, и ту позабыл с собой взять. Да, воистину, отважный витязь!
Ответом Святополку была звонкая оплеуха.
— Так, стало быть, меня встречаешь. Ну что ж, Роксана... Княгиня Роксана. — Святополк ухмыльнулся. — Отныне ты боле не княгиня! И муж твой — не князь, но изгой! И дом сей отныне не твой, но мой! Я теперь князь Новгородский! Зла тебе не хочу. Езжать можешь, куда пожелаешь, не неволю. Буду почитать тебя за сестру. И княгине своей то же скажу. Но если только узнаю, что замышляешь какое лиходейство, сядешь в поруб!
— Не боюсь я поруба твово! И ведай, Святополче: как была я княгинею, тако и буду! Запомни! — твёрдым голосом сказала Роксана. — Вы со своим Яровитом со боярами новогородскими сговорились. Бояре сии — переметчики. И ведай: сегодня они Глеба предали, но заутре и тебя предадут!
— Может — предадут, может — и нет, — равнодушно передёрнув плечами, спокойно ответил ей Святополк. — Но Глеба вот предали, не восхотели супротив отца моего идти. Не дураки, чай. — Он сел на ларь у изголовья постели и знаком удалил из покоя своего гридня. — Эх, Роксана, Роксана! Всё гордая, неуступчивая, неподатливая. Огонь будто в тебе клокочет. Вот мой тебе совет: забудь о Глебе. Не княжить ему более. Не только в Новгороде — на Руси вообще. Ты о грехе гордыни подумай. Ибо гордыня — вот что вами обоими владеет. И князь Святослав, стрый мой — упокой его душу Господь — был гордынею преисполнен излиха, а где он ныне?! Сама ведаешь. Смириться вам надоть, и уяснить, что на чужое зариться — грешно!
— Ты что за проповеди тут читаешь?! Али монахом стал?! — удивилась, невольно рассмеявшись, Роксана. — К месту ли?
— А ты вот побывала б там, на Западе, пожила б. Тогда, может, и уразумела б. А то сидишь здесь, в Новгороде, вдали от всего мира, как кура на насесте. Ну да ладно. Бог с тобой. Пойду я. Свидимся.
Он резко поднялся, слыша доносившиеся снизу голоса, и быстрым шагом вышел из светлицы. Роксана, пожимая плечами, посмотрела ему вслед.
— Тоже мне, князь! — прошептала она с презрением.
Едва Святополк скрылся, из-за полога княгининой постели вдруг появился взъерошенный Авраамка. В деснице он сжимал маленький кривой кинжал.
Роксана вскрикнула от неожиданности.
— Не бойся. — Авраамка спрятал кинжал на поясе. — Я... я втайне тут... пробрался. Суматоха была.
— А тебе чего тут надоть?! — строгим голосом спросила его изумлённая Роксана.
— Я... я... мне... — запинаясь, задыхаясь от волнения, гречин растерялся и не мог толком ничего объяснить.
— Говори! — грозно топнула ногой Роксана. — Почто по бабьим постелям хоронишься?!
— Я... я ничего. — Авраамка наконец собрался с духом и выпалил разом всё, что было на душе: — Люба ты мне, княгиня, скрывать это выше сил моих! Как в первый раз увидел, так сердце захолонуло! А потом разговор наш, в книжарне! И ещё. Знаю я: любишь ты князя Глеба! Но князь Святополк — он верно сказал. Бежал князь Глеб, бросил тебя, оставил здесь!
— Замолчи! — крикнула, вне себя от гнева, Роксана. — Да как ты посмел!
— Подожди. Ты выслушай меня, а потом... Потом хоть и убей! Всё равно. Я сюда пробрался, думал, если кто тебе что худое сделать захочет, того кинжалом угощу. И слышу, говорите вы с князем Святополком... Ты пойми, княгиня, жалимая, я тебе друг, не враг.
— А что ты нощью в тереме княжом деешь? Али сведал о вратах отпертых, о том, что Святополк под городом стоит?! — подозрительно хмурясь, спросила Роксана.
— Ведал. Скрывать не хочу ничего. Мне князь Глеб противен. Не из-за тебя. Все новгородцы его не любят, не хотят князем своим видеть. А вот ты... ты — совсем другое. Ты не такая, как он! Ты... ты чистая, светлая, гордая! И я... всю жизнь тебе служить буду!
— Вот что, гречин! Не нужны мне такие слуги! Ступай отсед! И чтоб духу твово в покоях моих боле не было! — крикнула внезапно разгневавшаяся Роксана.
Она схватила со стола подсвечник и в ярости швырнула его в Авраамку. Гречин едва успел увернуться.
И тут он внезапно не выдержал. Сам не зная зачем, он подскочил к Роксане, обхватил её за тонкий стан и поцеловал, пылко, нежно, а потом опрометью бросился прочь, весь исполненный трепетного волнения.
Роксана застыла на месте и долго не могла прийти в себя. Она и не представляла, что этот тихий скромник, книжный списатель решится на такую дерзость. Нет, она не любила и не хотела бы никогда любить иного человека, кроме Глеба, но внезапный порыв нежности и страсти гречина растревожил, обеспокоил молодую женщину, да так, что вмиг схлынул её только что готовый вырваться и уничтожить этого наглеца Авраамку праведный гнев. Роксана сама не понимала, что с ней творится.
...Авраамка столкнулся на лестнице со Славятой и озабоченным Яровитом.