Читаем Всей землей володеть полностью

А совершил он её, когда погнался за киевским столом и отдал Чернигов Всеволоду, тем самым обделив своих сыновей, лишив их права наследовать отцовскую волость. Но не мог Святослав заглядывать далеко в грядущее — мыслил он только о сиюминутной выгоде, мечтал о власти, о свой славе, не хватало ему в действиях осмотрительности и осторожности, не ведал, что, садясь на золотой стол в Киеве, подталкивает он к власти другого — родного своего брата Всеволода, князя Хольти, гораздо более хитрого, коварного, искушённого, дальновидного.

Всеволод же, слыша звон бубнов и оживлённые голоса вокруг, не испытывал особенной радости. Казалось ему, упустил он что-то в жизни, чего-то не уразумел, не постиг.

«Вот за мной не пошли бы, как за Святославом, — размышлял он с горечью. — Но в чём же, в чём ошибка моя?! Неужели в том, что бежал тогда из Чернигова в Курск? Что не добивался громких ратных побед, как Святослав?»

Наверное, не слишком заметен своими деяниями был доселе он, Всеволод, не любил его народ, даже в Переяславле, и то не вспоминали, что столь много выстроил он церквей, что обновил крепостные стены, что заключил не один важный мир с половцами. Говорили лишь, как оженился на дикой половчанке, отослал дочь в монастырь, коварно полонил Всеслава да унёс ноги с поля брани на Альте.

Но отныне... отныне все силы свои, весь ум употребит он на то, чтобы прославиться и достичь вышней власти. Медленно, постепенно, шаг за шагом будет он подбираться к заветной цели — отцову столу. Он чувствовал в себе силы, знал, что вытерпит, переждёт, если надо — обладал он умением выжидать и терпеть, чего не хватало порой горячему и пылкому Святославу.

Пусть иногда нелепый случай, слепая судьба ускоряют события истории, и трудно сказать, как бы повернула жизнь, но всё равно происходит в ней то, что рано или поздно должно было свершиться.

Тихо, неприметно, но шёл князь Всеволод, «пятиязычное чудо», к своей заветной, возлелеянной в глубине души мечте. И близок был тот час, когда пути назад у него уже не будет. Как стрела, выпущенная из лука, полетит он, князь Хольти, вдаль, не оглядываясь, не рассуждая, почему, что и как. Сейчас ещё, наверное, мог он повернуть, отойти в сторону, что-то переменить в своей жизни, ещё оставался у него выбор. Но уже не думалось ни о выборе, ни о чём ином. Мечта о киевском великом столе туманила ему разум; как зараза, она проникла в каждую частицу его тела, в каждую каплю крови. И не было сил, не было воли, чтобы отступать и каяться.

<p><strong>Глава 61</strong></p><p><strong>ЛЮБОВЬ РОКСАНЫ</strong></p>

— Ну, ступай же ко мне! — шепнула с улыбкой Роксана, потянувшись к Глебу.

Руки её, сильные и нежные, с долгими пальцами, обвили шею возлюбленного мужа, русые распущенные волосы приятно щекотали его обнажённые плечи. Но Глеб оставался мрачен и молчалив. Казалось, он не замечал Роксаны, не слышал её призывных слов. Отстранившись от неё, он стоял посреди опочивальни, неподвижный, словно бы неживой, и уныло низил взор.

«О, Господи! Опять сей волхв пред очами! И почто поверил я пророчеству его глупому?! Ведь старая вера — ложь! Гоже ли христианину мыслям греховным предаваться?! Вот ныне глядел на братьев и думал: кто из них, кто створит дело кровавое?! Ольг? Роман? Давидка? Нет, не может того быть! А еже Мономах?! Бог весть, что у него на уме?! Да нет, и он не посмеет. Аще вот Изяславичи токмо? Но они топерича — изгои жалкие. Невестимо, воротятся ли когда в Русь!»

— Почто невесел, муж мой? — Роксана прикоснулась губами к его щеке и ласково пощекотала её языком. — Нешто слабой жёнки испужался?! Не узнаю тя. Николи такого не бывало! Твоя я, всю жизнь твоею буду. Счастливы мы, никто счастью нашему помешать не посмеет! Дщерь у нас, Фотинья, топерича-от сынок. А потом ещё дети будут. На Руси жёнки чадородные. — Она засмеялась.

— Нет, не хощу! — воскликнул Глеб.

— Да что с тобою створилось?! Поведай, не таи. — Роксана озабоченно и даже с испугом ощутила, как сильно дрожит мужнино могучее тело.

Глеб сжал губы.

«Нет, николи, Роксанушка, лада моя жалимая, не узнаешь ты, о чём кажен день мыслю я!» — подумал он. Слабая мимолётная улыбка скользнула по его лицу.

— Роксана, может, зря ты се... Не стоило, верно, за меня и выходить. Шла б за Мономаха али тамо... за иного кого. Счастлива была б.

Роксана в сердцах стукнула его кулачком в бок.

— Замолчи сей же час! Али не своею волею пошла я за тя? Али беда какая у нас створилась? Красен ты, силён, сладко мне с тобою, а Мономах что? Приглядеться — угрюм, раздумчив, всё со книгами. Верно, один хлад в сердце. Чужой он мне! Ромей — одно слово! С им не то что счастье тамо — с тоски б удавилась! А ты... Да о таком храбре любая дева мечтает! Забудь, Глебушка, печаль свою!

Перейти на страницу:

Все книги серии У истоков Руси

Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах
Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах

Жил своей мирной жизнью славный город Новгород, торговал с соседями да купцами заморскими. Пока не пришла беда. Вышло дело худое, недоброе. Молодой парень Одинец, вольный житель новгородский, поссорился со знатным гостем нурманнским и в кулачном бою отнял жизнь у противника. Убитый звался Гольдульфом Могучим. Был он князем из знатного рода Юнглингов, тех, что ведут начало своей крови от бога Вотана, владыки небесного царства Асгарда."Кровь потомков Вотана превыше крови всех других людей!" Убийца должен быть выдан и сожжен. Но жители новгородские не согласны подчиняться законам чужеземным…"Повести древних лет" - это яркий, динамичный и увлекательный рассказ о событиях IX века, это время тяжелой борьбы славянских племен с грабителями-кочевниками и морскими разбойниками - викингами.

Валентин Дмитриевич Иванов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза