Всей землей володеть

Постепенно, по ходу пути Владимир отвлёкся от размышлений о власти, киевском столе и судьбах Руси. По-иному не могло и быть: не столько осторожности ради не торопился он сейчас в Смоленск.

Долгая дорога должна была, думал молодой князь, как-то освежить его мысли и заставить забыть о Роксане. Однако стоило ему лишь сомкнуть веки, как пред взором его возникал любимый образ и светился нежным голубоватым сиянием. Могучие зеленеющие дубы, синяя гладь реки, чистый воздух наводили на него грусть и тоску, в горле ощущался неприятный ком, а на глазах порою проступали слёзы. Стараясь скрыть нахлынувшие чувства от воинов, Владимир с силой сжимал уста.

Справедливо ли, что Роксана выбрала Глеба? Почему именно его? Чем он лучше других? Отчего красавицы любят таких, как он, — безоглядных, лихих, смелых? Ответы на бесчисленные вопросы молодой князь отыскать был не в силах...

Глава 60 ШАГ ЗА ШАГОМ

Наскоро собрав дружины, Святослав и Всеволод перешли Днепр и разбили лагерь под Киевом, в княжеском селе Берестово.

— Надоть послать к Изяславу. Грамоту напишем, дабы убирался он из Киева, — обратился к младшему брату Святослав, когда они уединились в походном шатре.

— Думаешь, уступит? — засомневался Всеволод.

— А куда он денется, брате? На кого ему нынче в Киеве полагаться? Бояре — не хощут его, видят, что не может оберечь он их от людского гнева. Людины, ремественники — тож Изяслава невзлюбили опосля того побоища. Митрополит — за меня станет, ему уж грамота и дары посланы.

— А ряд отцов, думаешь, забудут все враз? — Всеволод и сам не знал, что задел сейчас Святославово больное место.

Черниговский князь отвёл взор и уныло передёрнул плечами. Вспомнилась вдруг ему горница в Вышгороде, крест в руках Илариона и данная ими клятва, которой тогда не придал он особого значения. Но вот теперь... Подумалось с внезапным ужасом: нешто губит он душу свою?! Что ж делать? Уйти, воротиться в Чернигов, покаяться? Нет! Поздно, негоже отступать! Да и не поймут! Руси сильный князь надобен, не малодушный Изяслав, и потому Всевышний, конечно же, простит ему творимое. Нечего предаваться ненужным сомнениям!

Святослав отогнал бередящие ум тревожные мысли, решительно расправил крутые плечи, позвал писца и продиктовал ему послание, состоящее всего из трёх слов: «Выезжай с Киева».

...Ответа братья ждали весь следующий день. Лишь вечером, когда уже начали сгущаться сумерки, а на восточной тёмной стороне небосвода вспыхивали яркими искрами одна за другой далёкие зарницы, к лагерю причалила ладья.

Сидевший на вёслах дружинник в панцирной броне и шишаке зычно выкрикнул:

— Князь Изяслав съехал с Киева!

На берег ступил старый, седой, как лунь, боярин Чудин.

Святослав, сгорая от нетерпения, не выдержал и бросился ему навстречу.

— Ну?! Что?! — вопрошал он. Очи его горели огнём радостного возбуждения.

— Как токмо сведал князь Изяслав, что вы в Берестове стали, дружины совокупив, испужался вельми, — принялся рассказывать Чудин. — Тут вдобавок ещё весть пришла, будто на подмогу вам Глеб с новогородцами идёт. Суматоха в тереме княжом поднялась, повелел князь Изяслав сложить добро своё в обозы и с сынами обоими да со княгинею вместях в ляхи утёк. Бояре и народ киевский, о том сведав, послали к тебе, княже, и велели сказать: «Ступай на стол отцовский и дедовский».

Обрадованный, Святослав горячо расцеловал равнодушно выслушавшего весть о бегстве Изяслава Всеволода.

— Ужель без крови?! Не верую ушам своим! Уступил! Уступил! — восторженно шептал он. — Видишь, брат, напрасны страхи твои были. Не поминают боле люди ряд отцов.

Ещё до конца не осознав, что то, к чему стремился он всю свою жизнь, свершилось так легко и просто, Святослав зачарованно качал головой и не замечал грустной усмешки на устах Всеволода.

«Ряд ещё не раз вспомнят, если нужда в этом явится», — думал Всеволод, глядя, как в отблесках зарниц сверкает в темноте днепровская гладь, подёрнутая слабой рябью. Покачивались на воде утлые, маленькие лодочки, и думалось ему о том, что и сама жизнь человечья подобна такой лодчонке — то несёт её вниз по течению, то прибивает к берегу, то разбивает о пороги. Ох, как бы не разбилась Святославова лодка об острые камни!

— Брат, — обратился Всеволод к Святославу. — Просьба у меня к тебе будет.

— Сказывай, брате! Помог ты мне вельми! Уж топерича ни в чём те не откажу!

— Мниха одного, Никона, Изяслав неправою силою сослал в Тмутаракань. Позволь ему в Киев вернуться.

— Экая просьба у тя! — пожав плечами, рассмеялся Святослав. — Да хоть десяток, хоть сотню монахов возвращай! Ославят нас токмо!

Не догадывался Святослав, не помнил, что монах Никон — не кто иной, как бывший митрополит Иларион, и с той поры как воротится он в Киев, вечным укором и вечной болью станут для новоиспечённого великого князя его глубоко посаженные исполненные мудрости глаза; с ужасом и трепетом будет вспоминать Святослав то крестное целованье у отцовского смертного одра и будет мучиться он до скончания дней своих, так и не поняв, где, когда и в чём именно совершил роковую ошибку.