Сердце Джорджианы радостно забилось. Хотя бы одно, пусть маленькое, из ее желаний сбылось. Она поставила цветок в вазу, полную роз, всегда теперь стоявшую в ее комнате.
Мать коснулась вазы.
– Майлз Лэнгдон был чрезвычайно любезным и постоянным другом тебе в последнее время, не так ли?
– Мама, – ответила ей Джорджиана, – не надо ничего пытаться углядеть в этом. Я знаю его всю жизнь, и он всегда был чрезвычайно добр.
– Однако, милая, мне кажется, в последнее время он проникся к тебе особой приязнью. – Мать переставила вазу на маленький туалетный столик и постучала по скамье. – Иди сюда, я поправлю твои волосы.
– В этом нет никакой необходимости.
– Не соглашусь. Ты должна произвести хорошее впечатление на слуг, которых мы собираемся нанимать.
– Мама, все это так глупо. Я до сих пор не могу смириться с папиным договором с герцогом. Я уверена, Люк Сент-Обин добавил абсурдное количество денег к тому, что Куинн выделил отцу. И все из-за моей дружбы с Розамундой и Атой.
– И он может себе это позволить, милая. Великие люди проигрывают такие деньги за ночь, которые наша семья не заработает и за три жизни. Ты не должна чувствовать себя виноватой. Герцог получит большую часть платы от арендаторов в Трихэллоу, не забывай. Если твой отец согласился на сделку, значит, все честно – ты-то должна это понимать. И она действительно понимала это. Отец был еще более совестлив, чем она. Но Джорджиана все равно чувствовала себя неуютно.
– Хотя бы теперь все складывается для нас так, как следует. Отец наконец отдыхает и польза явно заманчива. А ты будешь жить в месте, приличествующем маркизе – и все забудут слова Гвендолин Фортескью. – Мать расчесала ее прямые, темные каштановые волосы. – Со временем Майлз Лэнгдон, возможно, даже сделает тебе предложение. С таким-то поместьем, как Трихэллоу, джентльмен вряд ли может найти кого-то лучше. Особенно джентльмен, не являющийся наследником и твердо намеренный остаться в Корнуолле, как он.
Джорджиана промолчала.
Мать понизила голос:
– И тебе не придется объяснять ему свое увечье. Он уже показал, что готов принять тебя такой, какая ты есть, моя милая Джорджиана. И он так привлекателен. Ты чрезвычайно удачливая девочка.
– Чрезвычайно, – прошептала Джорджиана, опустив взгляд на свои поцарапанные и сожженные солнцем руки.
– Еще немного удачи – и ты сделаешь меня бабушкой уже к следующему празднику урожая. Мне понравится крошечный, беловолосый Лэнгдон в качестве внука. – Ее мать улыбнулась. – И подумать только, сколько достойных молодых леди теперь заинтересуются Грейсоном! Нам только нужно поработать над ним за время его отпуска, чтобы он оставил эту свою ужасную жизнь в море. Месяцами, пока он плавает, я места не нахожу от беспокойства.
– Мама, но ему так нравится во флоте.
– Невозможно жестокая служба. И когда у тебя будет собственный ребенок, ты поймешь, как ужасно чувствует себя мать, когда дети покидают ее. Я так рада, что ты всегда будешь рядом с нами, Джорджиана. Ты мое утешение.
– Мама… Только обещай мне не питать слишком больших надежд. Ты знаешь, как я счастлива сейчас. Я не уверена, что хочу снова выйти замуж. А теперь в этом нет необходимости. Мне действительно очень повезло.
Мать цыкнула на нее:
– Пойдем, посмотрим на тех, кто хочет к нам наняться. Это не займет много времени. Твой отец сказал, что Хелстон уже говорил с ними. Будет так приятно иметь слуг-помощников!
Спустя несколько часов Майлз избавил Джорджиану от необходимости выслушивать восторги ее возлюбленной матери. Миссис Уайлд радовалась приближающейся роскошной жизни не менее громко, чем ласточки новому трехъярусному навесу, который Джорджиана установила в саду, дабы избавиться от насекомых.
– Ты уверена, что поездка на лошади не причиняет тебе слишком сильной боли? – спросил Майлз мягко, сопровождая ее к конюшням.
Джорджиана устроилась в дамском седле, перекинув увечную правую ногу через подпорку:
– Я же говорила тебе, я часто езжу на лошадях. Нет нужды беспокоиться. – Ей очень хотелось, чтобы Майлз реже упоминал о ее увечье. Он совершенно не замечал, как это ее раздражает. Поймет ли он когда-нибудь, что она скрывает свою боль, отчаянно желая быть нормальной? Иногда, хотя и очень редко, это ей удавалось.
– Мне всегда нравилось, что ты никогда не жалуешься, Джорджиана, – проговорил он.
– Возможно, ты просто недостаточно хорошо меня знаешь. – Она засмеялась. – Я жалуюсь только по субботам.
– И почему же?
– Чтобы было в чем каяться по воскресеньям.
Он усмехнулся:
– Если тебе больше не в чем каяться, ты совершенно не похожа на мою семью. – Он вскочил на лошадь. – Куда мы направимся?
– На берег? Устроим гонку? Но вначале нужно заключить пари.
Его лицо осветилось:
– Гонка и пари? Очевидно, ты слишком много времени проводила с моей семьей, Джорджиана.
– Возможно, я пытаюсь стать более похожей на членов твоей семьи. – Она пришпорила лошадь.
Он резко остановил лошадь и застенчиво посмотрел на нее:
– Я бы, возможно, был очень рад… или даже я точно был бы рад, если бы… если бы ты была частью моей семьи. – Он залился краской.