Все в саду

В самом замке еще довольно прохладно. Экскурсионный сезон начнется не раньше мая. Но уже сейчас в глаза бросается тщательная и умная реставрация. Никакого евроремонта. Благородная белизна стен, подлинные двери и переплеты оконных рам. История присутствует здесь в виде черно-белых портретов хозяев и их многочисленных гостей. Эхо былых праздников Рамони отзывается в этих стенах негромким, но нефальшивым звуком. Мы спускаемся в подвал, где мне показывают мне тайную достопримечательность дворца – женский профиль на стене. Кажется, это всего лишь обвалившийся кусок штукатурки, обнаживший ярко-рыжую кирпичную кладку. Но нет, приглядевшись, узнаешь женский профиль, абрис высокой шеи, прически и пышного платья.

– Вы узнаёте, это же она, Евгения! – пылко уверяет меня директор музея-заповедника Наталья Александровна Чернышева. – Она продолжает жить во дворце. Несколько раз строители пытались замазать эту дыру, но она возникает снова. Решили оставить, пусть будет.

Идем в парк. Он еще только начинает принимать свои очертания, свой образ, придуманный для него мэтром ландшафтного дизайна, знаменитым англичанином Яго Кином. Уже видно, что парк стал оформляться в нечто законченное и цельное. Он снова поделен на четкие зоны, как когда-то это было при Принцессе Ольденбургской: верхний и нижний. Увы, точных чертежей не сохранилось. За эталонный образец была взята летняя резиденция королевы Виктории Осборн-хаус. Я представил себе колышущееся разнотравье в инее, как на фотографиях, присланных из Лондона. И чудесный сад-огород, абсолютно демократический по своему назначению (лук, сельдерей и укроп прямо с грядки к столу!) и такой элегантно-аристократический по облику. Вот бы что-то подобное устроить в Рамони, мечтаю я вслух. Но тут же осекаюсь. Ведь для этого надо не менее ста лет подряд подстригать газоны, укрывать на зиму розы и тщательно следить за миксбордером. Хватит ли на это терпения, денег, а главное времени нынешним хозяевам заповедника? Не поменяется ли в очередной раз власть, а вместе с ней и отношение к этому памятнику истории?

Увы, ответов на эти вопросы не знает никто. И знать не может. Зато есть вполне конкретные планы. Например, восстановить разрушенную лестницу в нижней части парка. Предполагается, что уже весной перед входом во дворец будут заложены квадратные цветочные партеры в виде буквы “Е” – инициалы Принцессы, укреплены склоны холмов и посажены новые деревья. Да много чего еще в планах! Лучше не будем всё перечислять, чтобы, как говорится, не рассмешить Бога.

А вот выпуск конфет “Принцесса Ольденбургская” из бельгийского шоколада уже успели наладить на местной Воронежской фабрике, чтобы по русской традиции дарить гостям на дорожку. Меня тоже угостили. Очень вкусные.

Уже на выезде из Рамони я увидел большой гранитный обелиск, похожий на каменную театральную тумбу, массивную, словно вросшую в землю. Это был знак на дарение Рамони принцессе Евгении Максимилиановне Ольденбургской. И надпись на камне со всеми ятями, оставшаяся на века: “Пожаловано Государем Императором Александром II”.

Дерек Джармен. Среди руин Зиновий Зиник

Кент называют садом Англии. Здесь разводят хмель для знаменитых сортов английского эля, здесь выращивают вишню, кентские яблоки и делают сидр, здесь созревают овощи и легендарная клубника для всей страны. Но когда приближаешься к берегам Ла-Манша, кентские поля и леса уступают место пустошам, откуда, кажется, выдуло ветром Северного моря все деревья. Мой коттедж расположен на берегу к северу от Дувра – главного порта связи с континентальной Европой. Двигаясь в Дандженесс – вниз, к югу от Дувра, по всей линии побережья Кента, – продираешься под крики чаек и гул автомобилей сквозь прибрежную цепочку маленьких городков, с пабами, пирсами, маяками бывших рыбацких, а ныне курортных мест не слишком высокого пошиба. Но в какой-то момент выезжаешь на суровый и пустынный до самого горизонта ландшафт. Это гигантский мыс Дандженесс.

Какой тут может быть сад? Есть нечто потустороннее в этом пейзаже, где небо, земля и море сливаются в одно, как будто зеркально повторяя друг друга колерами – особенно в хмурые дождливые дни. Серая галька на километрах пустынного плоского берега сливается с рябью серого моря, перевернутого от горизонта у нас над головой в собственное подобие – рябое сероватое небо без границ. А под бездонной голубизной в безоблачные дни километры гальки кажутся Аравийской пустыней. Чайка, сопротивляющаяся резким порывам непрерывного ветра, застыла на месте в небе отражением чайки, которая держится внизу на одном гребешке морской волны, постоянно сменяющейся своим двойником, повторяя в миниатюре одинокий парус на горизонте. Всё тут застыло в странном равновесии при постоянном движении – движении на месте; как будто из-за отсутствия событий остановилось само время. Так застывает в небе летящая птица – чайка в бреющем полете, как само море – это тоже движение на месте.