Все хотят

— Надо же, хоть с ребёнком справились, — и вдруг хлопнул отгрызенной конечностью по мохнатому лбу. — Х*ли с палевом носишься, бестолочь? Совсем без меня расслабились.

Выпрямился, подкинул в воздух. Псы вцепились, разорвали и обглодали последнее, что осталось от без вести пропавшей девочки. Остапу по душе пришёлся их голод. Всё-таки любил он своих послушных мальчиков.

Как люди имеют склонности к спорту, искусству и прочему, так упыря всегда тянуло к собакам. В первый день своей жизни, когда он, семнадцатилетний писаный красавец, голый, в крови матери, вышел на улицу, первым ему встретился деревенский пацанёнок, выгуливающий на пастбище волкодава. «Остап! Остап!» — кликал мальчишка зверя, превосходящего его в размерах троекратно. Так убийца выбрал себе имя, по нелепой случайности совпавшее с человеческим. Ребёнка — выпил досуха. Псине за попытку нападения свернул шею. Истинный отец упыря, он же незримый духовный наставник, доверил очередному ребёнку своему власть над лучшими друзьями человека. Для людей — защитники, для малолетнего душегуба — рабы. Незаменимые помощники, под чётким руководством несущие боль и смерть.

— Так, — Остап ласково потрепал хищников. — Завтра здесь в то же время. Есть для вас задание. Всё понятно, уродцы? И чтоб были чистыми. А теперь с глаз долой!

Уродцы ретировались в сторону дамбы — купаться. Вурдалак разбил стекло глубокой лужи, пинком швырнул в грязную воду детские косточки.

Безопаснее, если бы вместо Остапа по улицам катилась бочка с ядерными отходами. Из стратегических соображений, разумеется, поделился с пытливой Тасей далеко не всем, чем промышляет. Вряд ли отпустила хотя бы те грехи, что творит из острой необходимости. Например, воровство одежды и денег. Безработный, бездомный. Без документов, ни дня не просидевший в школе. Для незаметного перемещения между городами достаточно автостопа. Но некоторые водители требовали платы. Остап выучил, что такое видеорегистратор. Сторонился их, как и всяких камер. Потому не решался на убийство крохобора под прицелом объектива ради экономии пары тысяч рублей. Кроме того, иногда хотелось угощать барышень в баре. Иногда хотелось посуточно арендованных номеров и квартир, куда можно и даму пригласить. Где можно поспать не на теплотрассе и помыться не в реке. В век банковских карт красть наличные стало чуть сложнее, чем раньше, однако не невозможно.

«Тася намекала на что-то в своём кармане. Может, тоже воришка? — гадал между делом Остап. — Строптивая моя. Вот бы тебя на поводок».

По крайней мере, в остальном она ему не конкурентка, будь та хоть криминальным авторитетом. Очаровательных девушек зовут конфетками. Почему ему бы то прозвище не подошло? Под красивым фантиком без вреда для собственного здоровья цвело такое, что мало кто рискнул бы и дышать рядом. Если Тася, к неведению Остапа, оставалась солдатом наркомании, он — воплощением всех её губительных последствий. Живым, при том в каком-то смысле волшебным. Как девочки любят.

Токсичность поцелуя — меньшее из зол. Вместе с клыками в минуту опасности часто выезжают ногти, достигая остроты когтей, как у той же Маринки. Под ногтевыми пластинами — ядовитые железы. Достаточно глубокой царапины, чтобы заразить жертву гепатитом С13. Для целевой аудитории, женщин, у «кобеля» в арсенале подарок особый, врождённый и беспроигрышный — ВИЧ. Что называется, с любовью. Со всех сторон букет хорош, плюс не компрометирует Остапа, как нечисть. В конце концов, всё можно получить и в контакте с залётным смертным. А опьянение… да кто в ночных клубах отдыхает трезвым?

Если подонок не утоляет жажду крови — охотно разносит болезни и несчастья. Прячась в тени, старается причинить вред как можно большему числу людей, при любом удобном и неудобном случае. Проявляет изобретательность. Безграничная свобода, взращённая тотальным одиночеством, могла бы превратить счастливую интересную жизнь в сумасшедший кошмар, если бы не главное. Вернее, главный.

Людям на роду написано искать смысл существования. Тыкаться слепыми котятами, выдумывать божеств, хотя бы тот же капитализм, лишь бы обрести почву под ногами. Остап же всегда знал, для чего рождён. Всегда знал, кто ненавязчиво ведёт его. Этот кто-то тайным голосом транслировался будто бы из сердца. Направлял, хвалил, оберегал. Источник распознался интуитивно. В нём теплилось адское пламя, греховные страсти и покой бездонной тьмы. Неоспоримое могущество, мудрость поколений и безусловная любовь истинного отца неустанно поддерживали маленького выдумщика. А роднее прочих — тихие, гордые:

«Дитя моё». «Мой мальчик».

Парень согнулся пополам посреди безлюдной улицы. Прижал руку к губам. Когти кольнули кожу щеки. Упырь навалился на деревянный забор, точно больной. Прикрывая веки, выравнивал дыхание. Несмотря на все усилия, голод брал своё. Ногти росли, клыки ощущались инородным телом. До кучи приступ желания туго повязался внизу живота.