Изуродованная шрамами ладонь разжалась, отпустила ворот толстовки. Поддавшись физической близости, по траектории вниз рука погладила миллиметры воздуха, отделяющие её от пышного тела. Остап глумился с придыханием:
— Знал бы, какая ты ревнивица — давно бы провернул нечто подобное.
Осмелев от беспомощности, Тася гневно проговорила, чтоб никто больше не слышал:
— Не ешь моих друзей.
— Давай съем твоих врагов. — Закусил губу, отчего стал походить на милого, озорного мальчишку. — Ну же, только покажи! Моя, я переживаю.
Тася наблюдала, как мимо них проходят люди, судьбы. Наблюдала и в который раз плакалась про себя. «Моя». Как это возможно? Как могут сосуществовать вампиры с металлургическими комбинатами и KFC4? Почему именно с ней, с Тасей? Почему всё на свете — с ней?! А это… это какой-то анекдот. Насмешка над её измученной душой. Экзамен на стойкость.
Тяжко, словно в последний раз, выдохнула, прикрыла лицо ледяными руками. Остап не отодвинулся ни на сантиметр. Плевал он на людей с их приличиями, на дискомфорт Таси плевал. Замер, подобно псу-ищейке возле чемодана, от которого несёт не то укропом, не то марихуаной. Купался в переливах цветов биополя. Так близко. Пока они гладкой рябью ласкали кожу, упырь подгадывал удачный момент, чтоб следующий его поцелуй утешил, а не испугал. Потому что, чувствовал, едва мог сдержаться от сумасбродных романтических порывов. Пока она здесь, наконец, в его руках.
Тася вздрогнула от звонка на пару. Взгляд её стал задумчивым и тяжёлым, как у тех же профессоров. Её очень смутил жар. Жар объятий, бережного касания шеи губами. Новенький выглядел, как человек; дышал, источал тепло, как человек; вёл себя, как придурок. Это сбивало с толку. Будто Тася вообще брала что-то в толк.
Мимо шоркали студенты, недовольные, косились на мешающуюся в узком коридоре парочку. Хороша — красавчик-спортсмен и лохушка-девственница. Разве что на место героини ромфанта Тася не проходила по фейсконтролю. От происходящего кипели мозги. Остап, что называется, «машина», действительно может здорово выручить её. Поправить финансовое положение, обеспечить безопасность, столь желанную в последнее время. Всем своим видом он демонстрирует расположение. Происходящее похоже на рекламу беспроигрышного казино. На ту, которую не отключить, не жамкнуть курсором по микроскопическому крестику в углу экрана. А что бескорыстный потребует взамен за те пятнадцать тысяч и её внимание? Кровь? Честь? В нужный момент взять вину на себя? Моментально просёк фишку шантажа. Может угрожать друзьями, может телефоном. Не зря же украл, хоть и, джентльмен, вернул. Наверняка уже всё прочитал, скопировал компромат себе. Тогда кто кому, в итоге, хозяин? По очереди?
Приложив пальцы к губам, Тася так же негромко произнесла:
— Погуляем? После пар.
Будь у Остапа аура, она бы сейчас поменяла цвет так резко, будто художник вмиг ослеп. Пусто хлопнул ресницами, уверенный, что ослышался.
— Ты ж из Новосиба? Город покажу. — Ощерилась улыбкой невротика. Ей стало весело. Страшно. — Пообещай не трогать Марину и остальных.
Остап, медленно выползающий из оцепенения, удивил.
— Вот те крест, — и наложил на себя крестное знамение.
Уголки губ Таси упали. Знать, христианские методы против вурдалаков негодны. Врали писатели и сценаристы. Зря только на Пасху куличи ела и яйцами билась. Но это очень плохо! На киношный чеснок надежды и того меньше, а осиновый кол будет долго ехать, если заказывать на «Ozon»5.
Лекция прошла спокойно, как, впрочем, и следующая. Остап держался подальше — не хотел смущать эйфорией. Как влюблённая школьница, еле мог усидеть на месте. Верно философские трактаты, доносимые гнусавым монотонным монологом профессора, приводили в настоящий экстаз. Царапал руки и шею, пружинил на стуле. Будь он лампочкой — у всех бы в аудитории глаза вытекли. Неустанно хвалил себя, что украл с бельевой верёвки вчера именно эту обтягивающую футболку. Угадал. Угадал! Если толстушка действительно падкая на подтянутый торс, готов податься в нудисты!
На контрасте с красавцем — человек-овощ, человек-пень, человек-жижа в костюме неряхи. Сидит, поникшая, ни на что не реагирует. Уже и преподаватель обратил на неё внимание, предложил покинуть аудиторию, коли не интересно, а она головы не поднимает. Не выговор, не шутки за спиной, не бумажный ком, прилетевший в висок — ничего не разбудило живой труп.
Тася столкнулась с Остапом на крыльце университета. Тот сидел на перилах, как хулиганы делают. Пил воду из пластиковой бутылки. Хотел произвести впечатление загадочного и крутого, да не сдержался. Узнав усыпанное акне угрюмое лицо, расцвёл, выпрямился. Наполовину опустошённая бутылка трёхочковым отправилась в урну. Девушка в который раз подметила стиль перемещения новенького. То исчезал из виду, то возникал, внезапно, прямо под боком. Логику мельтешения искать бессмысленно. И без того хватало загадок. Телепортации Тася бы не… хотя, всё-таки удивилась бы. Прямо таки охр*нела бы, если цитатой и цензурно.
Остап спрыгнул с перил. Его остановили:
— Подожди. Пососу хоть.