Время новых дорог

— Сядь, Коля, — казалось, совсем спокойно сказала Анна. — Прошу тебя, сядь. И давай подумаем. Ладно? Вместе подумаем.

Дубынин возился с рацией. Сидевший рядом Бальсис заметил:

— Без прибора все равно ничего ясно не будет…

Быстров и дядя Леня внимательно следили за каждым движением Дубынина.

Семечкин включил транзистор, зазвучала музыка.

— И что вы с ней возитесь? Музыка есть, последние известия — пожалуйста. Здрасте — до свидания сказать? Ну, не выйдем на связь — вертолет пришлют, мы им ручкой помашем.

— А правда! Пришлют же вертолет, — оживился Быстров.

— Куда он сядет? Где мы будем? Какая погода будет — летная, нелетная. А люди беспокоиться начнут, — возразил Бальсис.

— Запасной, выходит, нет рации? — поинтересовался дядя Леня.

— Не подумали.

— Ну ты, товарищ Дубынин, и фигура, — неожиданно сказал Быстров. — И на тракторе, и рацию починить, и как взрывать советы даешь. Ты, может, еще что умеешь?

— Профессия такая, Леша… Строитель. На все руки. Усть-Илим строил, ЛЭП вел… Эта школа всему научит.

— Значит, встречались где-то в тех местах. Поскольку смотрю я на тебя и все думаю: ну где я видел этого спокойного товарища? Вот видел где-то, и все.

— Может, и видел.

— Я и говорю. Даже думал — может, с милиции ты? Очень на одного старшего опера смахиваешь. Он как-то дельце раскручивал с нами по соседству…

— Что за глупые разговоры, Алексей? — оборвал Быстрова Бальсис.

— Не с милиции он, Леша, это ты зря, — вмешался вошедший Михеев. — Ни одного вопроса еще никому не задал, как им полагается. Я бы скорее тебя в милиционеры определил.

Дубынин повернулся к Бальсису:

— Включаем…

Рация чуть потрескивала, но молчала.

— Подвела техника, — насмешливо улыбнулся Михеев.

— Главное, странно подвела, — сказал Дубынин. — По-моему, анодное питание закоротило. Спрашивается, как?

— Может, совсем ерундовина какая, — сказал Иван Федорович.

— Поди, проверь теперь… — хмыкнул дядя Леня.

— Да что вам с этой рации? Ну, есть она, ну, нет ее… — опять начал развивать свою мысль Семечкин.

Дверь вагончика распахнул Алсахай.

— Завели! Дальше идем, Петр Антонович? Сейчас можно, да?

— Пойдем, посмотрим, — поднялся Бальсис.

— Значит, по машинам опять, — поднялся и дядя Леня. — Завтра к вечеру, глядишь, и на перевале будем.

— Сплюнь, — сказал Иван Федорович.

Дубынин выключил бесполезную рацию.

— Пошли и мы, старший лейтенант, — сказал Михеев, полуобняв Дубынина за плечи.

— Бери выше, — поддержал тот шутку. — Капитан…

Вышли они с Иваном Федоровичем. В вагончике остались Быстров и неторопливо одевавшийся дядя Леня.

— Странная, я тебе скажу, парень, у нас компания подобралась.

— Это чем же? — удивился Быстров.

— И не скажешь сразу. Уж больно народ такой разный. Как говорят, каждой твари по паре…

— Интересно. Ну а я из каких… тварей?

— Да ты не обижайся. Я ж говорю — пословица такая. Я-то по жизни походил, всякое видел. И людишек, я тебе скажу, знаю маленько. А тут и не разберу ничего — такой самостоятельный народ. Один танкист весь на виду.

— Я вроде тоже не прячусь.

— Ты-то? Я тебе что скажу, а ты, парень, запомни. Кто все сразу сделать хочет, того надолго не хватит. Горб наживет.

— Ну да?

— Точно говорю. А насчет милиционера — правда, что ль, похож?

— Дубынин? Вылитый.

Бульдозер Кешки, расталкивая снег и камни, медленно вползал на гребень перевала. В поцарапанном ветровом стекле постепенно раскрывался, разбегаясь в необъятную ширь, горизонт с извилистой линией реки и сплошной тайгой, растекающейся от подножия гольцов. Кешка остановил бульдозер, вылез на гусеницу, замахал шапкой вползающей следом колонне. Остановил бульдозер и Сергей.

Вскоре все собрались на гребне.

— Эге-ге-гей! — закричал Алсахай. Эхо долго перекатывало его крик в промороженном воздухе.

— А ведь дошли, а, мужики? Дошли!.. — Иван Федорович радостно поворачивался то к одному, то к другому.

— Это сюда дошли, а теперь отсюда доходить будем, — опасливо смотрел вниз Семечкин.

— Спуск крутой, не раскатиться бы, — оглядывался дядя Леня.

Бальсис смотрел в бинокль. В окулярах мелькали стволы. Потом за ними приоткрылась не очень широкая речка, снова скрылась. И вот в перекрестье попала стена бревенчатой избы. Потом стал виден длинный сруб камералки.

Дубынин, утоптав снег, рванул на себя тяжелую дверь. С пронзительным скрипом та подалась, и Дубынин вошел внутрь.

Свет едва пробивался сквозь забитые досками окна, полосами лежал на грязном полу, на длинном грубо сколоченном столе, на полках для образцов, где еще серели какие-то камни. Дубынин внимательно вгляделся, дошел до стола и застыл в глубокой задумчивости.

Свет, падающий из-за неплотно прикрытой двери, закрыла чья-то тень. Дубынин повернулся. Дверь скрипнула, вошел дядя Леня.

— А я смотрю, кто это наладился сюда… — тихо сказал он, рассмотрев Дубынина. — Интересуешься чем?

— Да чем тут интересоваться? Просто посмотреть зашел.