— Не знаю, кого я ненавижу больше — его или себя, — признался Голованов. — Наверное, все-таки себя.
— Да, добренькими мы все-таки станем нескоро, зря я переживал по этому поводу, — стал выбираться из-за стола Веселов. — Лично на меня произвело впечатление, что из всех нас только он открыл дверь. Хотя наверняка именно ему больше всего этого не хотелось. Пойду, позову. Не стоит в экстремальных условиях отрываться от коллектива.
Он поднялся в комнату Голованова. Появление Пустовойта ожидали по-разному. Голованов сидел, низко опустив голову, Ефимов, не отрываясь, смотрел наверх, на дверь из-за которой должны были появиться Пустовойт и Веселов, Наташа разливала по кружкам чай из недавно закипевшего чайника. Вышел бледный, подавленный и явно растерянный Веселов. Медленно спустился вниз, молча сел за стол.
— Я был уверен, что он откажется, — сказал Голованов. — Наверняка продумывает какую-нибудь новую комбинацию.
— Спит? — спросила Наташа.
— Умер, — сказал Веселов. И добавил: — Кажется, умер…
Почему-то никто не стал задавать вопросов, переспрашивать. Как-то сразу все поверили, что то, что он сказал, действительно случилось.
Кружка Пустовойта, в которую Наташа наливала чай, была уже переполнена, а кипяток все еще продолжал литься из чайника, растекаясь по столу уродливой бессмысленной лужей.
Прошло несколько часов. Кажется, ничего не изменилось за это время в заезжей. Все по-прежнему сидели за столом. Ефимов, чтобы скоротать время ожидания последующих неведомых никому событий и хоть как-то приглушить общее нервное напряжение зачитывал какую-то из собранных им многочисленных записей чьих-то воспоминаний.
— «Наша дорога через неведомые еще человеку места порой удивительнейшим и странным образом напоминает мне человеческую жизнь с ее мучительным напряжением безостановочного движения, с ее безжалостно уходящим временем, с ее болями и усталостью, с почти безнадежным стремлением не отклоняться от выбранной цели. Сегодня выпал первый снег и мы наконец вышли к озеру. Вдруг все неожиданно услышали странный протяжный крик, не похожий ни на один крик на свете. Кони испуганно захрапели и сбились в кучу. Казаки торопливо крестились. Крик шел не то из-под воды, не то из самого нутра окруживших озеро гольцов. Орочоны наши что-то испуганно и торопливо говорили друг другу, показывая то на нас, то на озеро. Ночью они исчезли. А через три дня тяжело заболел техник Драпчатый».
— Не нагнетай, а… — попросил Веселов. — И без того тошно, не знаю как. Не ночь, а какое-то испытание на прочность. Впору тоже внести её в историческую летопись бывшего золотого прииска.
— Как вспомню, чего я ему тут наговорил… Никогда не прощу себе, — пробормотал Голованов.
Из своей каморки в полной экипировке для дальнего перехода, с карабином за плечами вышел Старик.
— Решили, кто со мной? Теперь помощь нам вдвойне требуется.
— Нам? — переспросил Веселов.
— А ты как думаешь? И тех спасать надо, и о нашем покойнике кому надо донести полагается. Говорят, большим начальником был. Милицию вызвать надо.
— Милиция тут при чем? — удивился Голованов. — В подобных случаях врач требуется. Зафиксировать и констатировать. Милиция потом сама заявится, без приглашений.
— Он давно на сердце жаловался, — всхлипнула Наташа.
— Лично я готов, — поднялся из-за стола Веселов. — Пошли.
Стал надевать свою куртку.
— Сапоги надень, — проворчал Старик. — В этих своих ботиночках только до первого распадка. На себе, что ль, тебя потом тащить?
— Я, по-моему, ясно дал знать, что пойду я, — поднялся из-за стола и Ефимов и тоже стал одеваться.
Неожиданно поднялся и Голованов. Было заметно, что он к чему-то прислушивается.
— Кажется, вертолет… — неуверенно сказал он.
Подбежал к двери и распахнул ее настежь.
Теперь уже все услышали приближающийся гул вертолета. А скоро стал виден и сам вертолет, явно направляющийся в их сторону.
— Дошли! До-шли! — заорал что было сил Веселов, выскочив на крыльцо и призывно размахивая руками. — Ну, молоток зять своей тещи! Ну, мужик! Памятники таким ставить надо, товарищ научный сотрудник! А ты говоришь — «смысл жизни, смысл жизни…».
— По-моему это вы говорили, — возразил, улыбаясь, Ефимов.
— А хотя бы и я, — согласился Веселов. — Не ошибается только тот, кто вообще ни о чем не думает. Я думаю, значит, иногда и ошибаюсь. Смысл жизни в том, чтобы ошибаться в лучшую сторону.
Спрыгнув с крыльца, он побежал к предполагаемогму месту посадки вертолета, который завис над косой неподалеку от заезжей. Туда же пошли Старик, Наташа, Ефимов. Голованов дождался, когда вертолет благополучно приземлится, и вернулся в заезжую.
Подняться наверх он до сих пор не решался. Дошел до лестницы, повернул назад. Стал вроде бы бесцельно перебирать спасенные от сожжения Наташей и Веселовым свои бумаги и чертежи. Сгреб их в охапку. Похоже было, что снова хочет отправить их печку. Но печка давно уже погасла, и он аккуратно сложил бумаги на стол. В это время вошла Наташа. Следом вошли врач и санитары с носилками. Наташа показала им наверх. Когда они поднялись, Наташа спросила:
— Ты останешься?
— Еще не решил.