Время новых дорог

За стенами, кажется, тоже наконец-то установилась тишина. В забитое от ветров и непогоды крест-накрест большое окно неожиданно пробрался осторожный луч восходящего солнца, высветив на стене изуродованную выстрелом Голованова гитару.

* * *

Бабушкин неторопливо поднялся по заваленному камнями и заросшему низкорослым стлаником распадку, неизвестно почему прозванному ещё в самом начале прошлого века Золотым, на довольно обширное лесистое плато, протянувшееся вдоль реки к северу, до самой Гребенки. Гребенкой это место на реке прозвали проезжавшие по зимнику шоферы. Летом же это был почти непроходимый, а по малой воде и вовсе непроходимый, Южночульмоканский порог, место, где в неведомые времена одно из нередких здесь землетрясений обрушило поперек реки несколько скальных прижимов, совсем было перегородивших стремительную норовистую таежную реку, которая потом долгие годы пробивала и размывала себе путь сквозь завалы огромных камней. До сих пор эти камни причудливо выпячивали свои угловатые спины и бока поперек русла на полуторакилометровое к низовью расстояние. Зимой они заставляли шоферов предельно осторожно петлять между ними и частыми здесь наледями, подолгу застревая в вовсе не проходимых местах в ожидании помощи, а то и спасения от проходящей колонны или более удачливых одиночек, которые, сумев объехать нелегкое препятствие, подвозили их до ближайшего жилья. Застрявшие же с грузом или без груза машины так и оставались вмерзшими в лед до наступления большой воды, которая раз за разом прочищала порожистый участок, навсегда отправляя на каменистое дно реки всё, с чем течение так и не смогло справиться. Когда-то кто-то со злости обозвал это место гребенкой по аналогии с густым гребешком, оставляющим среди своих зубьев клочья выдранных с корнями волос. Название прижилось, но пользовалось только зимой. Летом же, называть почти непроходимый, гремящий и даже подвывающий в непогоду порог Гребенкой, ни у кого из решивших сплавиться через него, язык не поворачивался. Между собой они называли его почти ласково — «смертушкой», а название, обозначенное на карте, не упоминали вовсе — выговорить трудно и не по-свойски как-то, неуважительно. А здешние места всегда было принято уважать, и страх перед ними сглаживать надеждой, что авось как-нибудь на этот раз обойдется.

Именно через Гребенку собирался Бабушкин перебраться на другой берег, переночевать в заброшенной и, кроме него, никому не известной шахте, — бессонная ночь давала о себе знать — дождаться там положенного весеннего тепла, — как-никак, а уже почти конец апреля, — а потом двинуться куда глаза глядят. Подальше от утомившей его психушки и от людей, от которых он только что ушел. Чем-то они ему нравились, чем-то пугали. Никак не мог он понять, что они тут делают, и что будут делать дальше. Их запутанные разговоры и поступки сбивали его с последнего толку. Такое нередко случалось с ним в психушке, когда кто-нибудь из тамошних пациентов подходил к нему с совершенно непонятными разговорами. Тогда ему больше всего хотелось убежать от них подальше, что он и проделал сейчас, надеясь, что сумбур в голове наконец уляжется и ему снова станет свободно и покойно в привычном движении в никуда. Сейчас, правда, у него была ближайшая цель, достигнуть которой предстояло перебравшись через Гребенку на противоположный берег.

Подойдя к намеченному месту своей переправы, он как-то очень легко спустился с крутого обрыва, немного прошел по берегу, отыскивая знакомое место, выпростал из расщелины в камнях длинный, прочный тщательно обтесанный шест и, прищурившись, стал внимательно осматривать торчавшие из катившейся мимо воды верхушки навечно прижившихся здесь от берега до берега камней. Было заметно, что он очень хорошо знаком и с этим местом, и с этими камнями, и что его ничуть не пугает бурлящая вокруг камней вода.