Время новых дорог

— Сын письма все пишет… Сначала на квартиру какую-то кооперативную записались. Потом бабе шапка лисья потребовалась… За машину никак рассчитаться не могут. Давай и давай, давай и давай… Внуки, пишет, тоже деда поминают. Пришли, просят, дедушка, зверька из тайги живого. Чего они понимают? Как его живого пришлешь? Я их, Коля, много на своем веку добыл. И никогда, я тебе скажу, сердце у меня не болело.

— Плохо, Степаныч, ой-ой как плохо, — плакал Бабушкин.

— Чего хорошего? — согласился Старик. — Верно ты сказал — зверей не будет и человек сгинет. Думаешь, не знаю? Ещё как знаю.

Бабушкин соскочил с нар и стал собираться.

— Далеко пойду. День идти буду, два идти буду, долго идти буду. Приду, где оленей много. Олени добрые.

— Людям тоже помогать надо, — всхлипнула Наташа.

— Как им помогать, когда слушать не хотят, — не согласился Бабушкин. Прислушался. — Гуси, однако, дальше полетели. Отдохнули и полетели. Мало их стало. Совсем мало.

Прихватив свою панягу, он вышел.

— Теперь он сюда сроду не придет, — сказал Старик.

— И мы не сможем им помочь, — прошептала Наташа.

— Подождем пока совсем посветлеет, — решился наконец Старик. — Глаза у меня никуда последнее время стали. Чуть завечеряет, ровно петух становлюсь — под ногами зерна не склюну.

— Мне кажется, вы хотите сказать, что готовы пойти с нами? — спросил Ефимов.

— Не хочу, а идтить надо. Куда вам без меня?

— Положим, окрестные места я уже не хуже вас знаю, — вмешался Голованов.

— Так то окрестные, а то за хребет подаваться. Я когда покрепче был, не раз туда соболишек гонял. Гиблые там места. Уйдет в камни — и все тебе. При хорошем свете постараюсь припомнить, доведу помаленьку. Только всем не резон с места сниматься. Одного проведу, а боле никак. Такие места: один проскочит, другой, повезет, проскочит, а третьему назад ворочаться. Посыпится.

— Что вы имеете в виду? Что посыпится? — спросил Веселов.

— А чего хочешь. Хоть камни, хоть снег, хоть сам кувырком наладишься. Такие места окаянные. Шепотом говорить надо. Крикнешь или еще что, такой раскардай пойдет.

Ефимов уже записывал рассказ Старика.

— Какой раскардай? — переспросил он.

— Так разве перескажешь? Одного еще проведу, а боле никак. Вы тут промеж себя решайте, кому собираться, а я пойду, может, сосну часок. Кого решите, того и поведу.

Он ушел к себе.

— Обсуждение отменяется, — сразу же заявил Веселов. — Пойду я.

— Какие у вас, собственно, основания? — возмутился Ефимов.

— Самые объективные. Молодой, сильный, красивый. Ничего не ломал, не сжигал, не предъявлял ультиматум. Советую единогласно поддержать мою кандидатуру, если хотите, чтобы помощь пришла вовремя. Должен я в конце концов разобраться, в чем смысл жизни. Или прикажете возвращаться и играть в ресторане на трубе.

Ефимов категорически не согласился с доводами Веселова.

— А я считаю, должен идти тот, кто наиболее ответственен за случившееся. Если бы работала рация, им бы не пришлось никуда ехать.

Решительным жестом он остановил хотевшего что-то сказать Голованова.

— И не пытайтесь рассказывать, что это вы ее сломали. Я отлично видел, как вы пытались выйти на связь, хотели починить. По своей технической безграмотности я, кажется, сломал там что-то очень важное. А вы думали, что сломала она, и взяли все на себя.

— Но я действительно сломала там что-то, — возразила Наташа.

— В этом не было никакой необходимости. Так что должен идти я. Вы еще поймете когда-нибудь, в чем смысл жизни.

— Лично я свою кандидатуру выдвигать не собираюсь, — встрял в образовавшуюся паузу Голованов.

— Правильно делаете, — согласился Веселов. — Обойдемся.

— Любой из вас с гораздо большим успехом, чем я, доберется до метеостанции, — спокойно продолжил Голованов. — Для этого нужны только сила и осторожность. У меня и того, и другого меньше, чем у вас. Вы можете себе позволить рисковать, я не могу.

— В отличие от нас она у вас всего одна, — не удержался Веселов.

— Одна, — согласился Голованов. — И прожито уже наверняка больше половины. А, в сущности, еще ничего не сделано.

— Будьте оптимистом, начните все сначала, — продолжал язвить Веселов, с самого начала невзлюбивший Голованова.

— Именно это я и собираюсь сделать, — ответил Голованов.

— Я бы пошла, если бы могла, — неожиданно вмешалась в разговор Наташа.

— Тебя, кажется, никто не спрашивает! — сорвался на откровенную грубость Веселов.

— Не могу, потому что не одна, — попыталась объяснить Наташа.

Ничего не понявшего Веселова, как говорится, понесло по кочкам:

— Оставайтесь, воркуйте, танцуйте, стройте планы на будущее. Раз тебя это устраивает, никаких возражений.

— У меня будет ребенок. — Голос Наташи окреп. — Я хочу, чтобы он жил. Сначала не хотела, теперь очень хочу. Если с ним что-то случится, будет жить его ребенок.

В заезжей воцарилась растерянная тишина. Никто не мог отыскать слов для продолжения разговора. Боялись сказать что-нибудь не то и не так.