Время новых дорог

Голованов взял оставшийся в одиночестве посередине большого стола букет тюльпанов и молча протянул их Старику.

— Ему, что ль? И то верно. Тебе об них сейчас только глаза занозить. Прощевай, что ль…

Пожал руку Голованову, перекрестился на лестницу, по которой только что снесли покойника и вышел.

Голованов остался один. Постоял, прислушиваясь к гулу взлетающего вертолета. Потом поднял валявшийся у печки топор, подошел к забитому досками почти слепому окну и одну за другой с нарастающим ожесточением стал их срывать и отбрасывать в сторону. Заезжую, как когда-то по утрам только что построенную школу, залило ослепительным утренним солнечным светом. Подошел ко второму забитому окну. Снова загремели падающие на пол доски. Из-за их грохота он не расслышал скрипа открывшейся двери и повернулся к ней лишь тогда, когда порывом свежего весеннего ветра снова не разметало по заезжей собранные было им в кипу чертежи и бумаги.

— Сам себе удивляюсь… — стал объяснять вошедший Веселов. — Старик говорит — оставайся моим заместителем, раз так тебе это дело приглянулось. В конторе оформлю, мол, все честь по чести. Паспорт забрал. Восемь тысяч в месяц, плюс коэффициент и полевые. Я прикинул — нормально получается, жить можно. Понравилось мне, как он про печку говорил — тепло для путника тоже можно считать смыслом жизни. Согласен? Так что теперь я здесь вроде хозяина, а ты вроде постояльца. Прошу это учесть при установлении дальнейших взаимоотношений. Вот, даже ключи от своего закутка вручил…

Следующей в заезжую вернулась Наташа.

— Я подумала… Он написал — «в связи с производственной необходимостью». А я удрала. Ему сейчас помогать надо, а я удрала. Тут еще масса работы. Профиля не обсчитаны. Сезонные колебания надо учесть. Доделаем все, тогда… А ему я письмо передала. Он все поймет.

— Не поймет, пусть ему будет хуже, — пообещал Веселов.

Голованов подошел к Наташе и забрал у нее чемодан.

— Тебе нельзя тяжести…

Донес чемодан до ее комнаты и долго стоял, глядя на закрывшуюся дверь, словно решал — что же дальше? А когда обернулся, увидел появившегося посередине заезжей Ефимова.

— У меня командировка до тридцатого. А тридцатого только послезавтра, — пробормотал он извиняющимся тоном.

— Старик сказал, теперь до большой воды ни сюда ни отсюда. А большая вода знаешь когда? — на правах нового хозяина взялся было объяснять Веселов.

— Не имеет значения. Должен же я, в конце концов, разобраться.

— В чём? — заинтересовался Голованов.

— Как в чем? Во всем. Мы еще почти ничего не знаем об этих местах. Слышали, какое здесь эхо? Потом мне надо обязательно побывать на озере. Говорят, летом туда собираются лоси со всей долины. Они там плавают, ныряют, что-то едят…

— Лоси не умеют нырять, — возразил Голованов.

— В том-то и дело, что ныряют. Заходят в воду и под водой пасутся. У меня имеются совершенно достоверные свидетельства. В общем — я остаюсь. Кроме того, я не мог не вернуться. Забыл экспонат… Вот его…

Он подошел к забытому патефону, завел его и поставил пластинку. Сквозь толщу лет приглушенно и хрипловато зазвучала до сих пор одна из самых любимых в народе песен: «Эх дороги… Пыль да туман…»

Веселов на правах хозяина затопил печку, поставил кипятить чайник, стал подметать.

Наташа и Голованов развернули чертежи, тихо переговаривались, что-то обсуждая.

Ефимов торопливо записывает в свой «Полевой дневник» события, которые произошли здесь за последние сутки…

А если выйти на высокое крыльцо бывшей школы и посмотреть окрест, сомнений, что весна окончательно справилась с бушевавшей недавно непогодой, не останется ни малейших. Солнечная капель буквально обрушивалась с занесенных снегом крыш, дальние гольцы, казалось, на глазах оседали и плавились в ослепительной синеве неба, лед на реке полускрыт стремительной водой, и только останки разрушенных временем бараков, складов и прочих жилищ старого прииска напоминали о том, что жизнь возрождается вовсе не на пустом месте.

Разобраться поможет дорога

Над тайгой, взгорбленной сопками, исполосованной белыми лентами замерзших рек, летел вертолет. Сопки становились все выше, постепенно сменились гольцами, высвободившими свои скалистые бока из-под снега.

В салоне вертолета, заваленном грузом, только два пассажира. Почти касаясь друг друга лбами, они смотрят в блистер. Пожилой молчит, внимательно смотрит вниз, изредка сверяясь с картой.

— Перевал! — крикнул тот, что помоложе, — главный инженер мостопоезда — и показал на клубившийся облаками выход из долины.

Седло перевала было сжато скалами. Вертолет затрясло порывами встречного ветра, земля скрылась за пеленой снега. Потом в просветах редеющих облаков снова показалась внизу тайга, на берегу реки мелькнуло человеческое жилье. Но не было видно рядом с ним ни тропы, ни следа, не тянулась кверху ни одна струйка дыма. Вертолет сделал круг, и внизу отчетливо стали видны навес склада, длинный сруб камералки.

— Отмечайте на карте! — крикнул главный инженер. — Старая база геологов. От нее пойдете вдоль реки. Трудный участок.

Пожилой, не отрываясь смотрел в блистер.