Время неба

Мы долго и крепко обнимаемся, но обстоятельства все же вынуждают оторваться друг от друга. Подмигнув на прощание, Тимур рисует в воздухе сердечко, нахально улыбается и скрывается за дверью, а я, замерев в иррациональном ужасе, прислушиваюсь к его удаляющимся шагам.

И вздрагиваю от протяжной трели звонка — от неожиданности с губ срывается мат, а в глазах темнеет.

«…Видно, что-то забыл. И вернулся…» — выводит из оцепенения спасительная догадка.

Плохая примета.

Но я больше не верю в них.

Щелкнув замком, широко раскрываю дверь, и взгляд беспомощно мечется по бледному лицу молодой брюнетки — я вижу ее впервые, но она отчего-то кажется смутно знакомой.

— Чем могу помочь? — хриплю и вдруг давлюсь осознанием. Цепляюсь за прохладный металл дверной ручки и в ужасе жду ее дальнейших действий.

— Майя, да? — устало вздыхает она, снимая с плеча объемную сумку. — Ну, привет, «девушка». Вот я тебя и нашла.

***

27

27

Испуг вытесняется растерянностью и невыносимым стыдом — поганое чувство, будто я попалась на месте преступления, не дает вдохнуть. Не знаю, что сказать и что предпринять — язык прирос к нёбу, а мозг закоротило.

— Можно войти? — гостья бесцеремонно отодвигает меня с пути и, прямо в туфлях на высоченной шпильке, уверенно проходит на кухню. Садится на стул Тимура, на соседнем устраивает сумку, с пристрастием осматривается и останавливает на мне черный, как сама чернота, взгляд.

— Эльвира. — Представляется она, и, опознав ярко-зеленую футболку, висящую на мне мешком, бледнеет еще сильнее. — Вот, значит, как…

— М-может, чаю? — проявляю чудеса гостеприимства, и дама вдруг начинает истерически хохотать.

— Какой чай. Водка у тебя есть? — Она до предела взвинчена, на бледном лице проступают красные пятна. К пониманию мы не придем, да и странно было бы на него рассчитывать.

— Да, есть…

Водка, принесенная Олегом на 8 марта, запрятана в одном из шкафов, но я мгновенно забываю, в каком именно. Неловко хватаюсь за ручки, поочередно раскрываю створки, и Эльвира, вытянув шею, с места требовательно заглядывает в каждый из них.

Ее сходство с Тимуром поражает — разве что черты лица мягче, габариты намного скромнее, и вся ее хрупкая фигура облачена в дорогие эксклюзивные шмотки. Я никак не представляла наше знакомство, надеялась, что до него не дойдет, а если дойдет — Тимур без вселенских трагедий все разрулит. Он действительно мог это сделать, но разминулся с матерью на пару минут, и вся ответственность за разговор с ней внезапно легла на меня…

Наконец вожделенная бутылка находится.

Ставлю на стол стаканчик из бабушкиного чешского набора, на миг задумываюсь, стоит ли поставить второй, однако отказываюсь от заманчивой идеи напиться — нельзя предстать перед ней в еще более невыгодном свете. Хотя… куда уж хуже.

— Сядь! — приказывает она, сворачивает блестящую пробку, льет содержимое в стакан и опрокидывает в рот. — Я сейчас вкратце обрисую ситуацию. А ты, «девушка», молча выслушаешь.

Умом понимаю, что дамочка, заявившаяся в мой дом, ведет себя по-хамски и специально провоцирует на скандал, но послушно опускаюсь на край дивана. Возможно, я бы ответила. Если бы она не была мамой Тимура, а я — не чувствовала за собой вины.

— Горю желанием разорвать тебя собственными руками, но… Все мы взрослые люди. Так что я скажу тебе кое-что, а ты решай… — Эльвира с хищным интересом разглядывает меня — пялится на голые коленки, сцепленные в замок руки, на грудь под футболкой Тимура и ненакрашенное лицо. — Что ж… Может, бог не обделил тебя внешностью, но Тимочка — мой единственный ребенок.

Последнее слово бьет больнее оплеухи.

— Он не ребенок… — вырывается у меня, и она взвивается:

— Ему только в марте исполнилось девятнадцать, ты хоть понимаешь это, или совесть совсем атрофировалась?!

Рука с идеальным френчем и массивными золотыми кольцами протягивает мне смартфон, на заставке, на фоне зеленого моря, пальм и белой яхты, широченной улыбкой сияет худенький мальчик. Мне тяжело на него смотреть.

— Это Тима, пять лет назад, — она прячет смартфон в карман брендовых джинсов. — Ему тут четырнадцать. Тебе же тогда было явно больше, дорогая ты наша?

…Пять лет назад я так же, как и все последующие годы, работала в офисе, смотрела сериалы и справляла поминки по ушедшей юности. Выпивала по выходным с сомнительными ухажерами, ссорилась с матерью, выла от одиночества и курила по пачке в день.

Меня мутит, стыд разрастается до шока, однако я пытаюсь мыслить здраво.

Мы с Тимуром встретились не пять лет назад, а сейчас. Все не настолько уродливо, как его мать пытается обставить.

— Послушайте… это не то, что вы… — мямлю, но она перебивает: