Время колоть лед

– Лё-ош, Лё-ош, я знаешь что хотел попросить? Ну это… Ты можешь вот такой череп нарисовать, ну чтобы вот еще сердца вокруг. Такой вот черный с красным?

^…

Ночь. Палата Даши. На прикроватной тумбочке куклы, куколки и множество кукольных принадлежностей: стульчики, зеркальца, туфельки, набор детской косметики, духи “Маленькая принцесса”.

На кровати Даша в кислородной маске. Вокруг суетятся медсестры, меняя бутылочки в капельнице, вводя в трубочки новые и новые лекарства. Даша тяжело дышит, глаза закрыты. В дальнем углу палаты сидит, ровно сложив руки на коленях, Дашина мама. Даша приоткрывает глаза:

– А мне на день рождения подарят куклу с крылышками? Точно?

^…

Утро. Больничный вестибюль. В новой бандане с черепами и улыбкой от уха до уха сидит Серёжа. Мимо с опухшим от бессонницы и слез лицом идет Дашина мама.

– Тёть Лен, тёть Лен, а Даша выйдет?

– Ей ночью плохо было. Она пока лежит, – Лена говорит это скороговоркой и проходит по коридору дальше.

Серёжа обескураженно сидит один в холле. Когда Дашина мама возвращается, Серёжа подскакивает, шагает вперед, насколько это позволяет капельница:

– Тёть Лен, тёть Лен, а можно я Дашку навещу?

– Серёж, я спрошу у нее.

^…

Дашина палата, день. Мама спрашивает Дашу:

– Дашунь, там Серёжа хотел зайти, можно?

Даша глазами показывает на кислородную маску, мама отнимает ее от лица, и тогда Даша отчетливо произносит:

– Платье дай, золотое.

– Это?

– Нет, ну мам, вот то, которое в сеточку.

Мама достает платье:

– Дашунь, может, так, в майке посидишь, я тебя укрою?

Даша отрицательно качает головой, тянет: “Мааам”.

Мама сажает Дашу, наряжает в платье. Дает зеркало. Даша критически разглядывает свое отражение:

– Ну пусть он уже идет.

^…

В Дашину палату приходит Серёжа. За ним мама, как паж, катит капельницу с тремя бутылками химиотерапии. Серёжа протягивает Дашке рисунок черепа с сердцами. На рисунке написано

“Д ОТ С С Л”.

– Это я для тебя специально нарисовал. Это череп, который влюбился.

– Спасибо.

– Ну ладно. Вообще-то это не я нарисовал, это Лёша. Но я его попросил. Он ведь мой друг, понимаешь, поэтому так можно. А я написал. Ну так, чтобы только ты поняла.

Даша улыбается. Царственно закрывает глаза. Она устала. Серёжа еще немного стоит у ее кровати. Вдыхает-выдыхает.

– Ну, я пойду. Даш, ты завтра выйдешь?

ХАМАТОВА: Я с Сергеевым недавно встретилась в Сочи. Они с мамой пришли ко мне после спектакля. Мама не меняется. Красавица, как и была. А Серёга – огромный, красивенный. Такой же нетерпеливый и непосредственный. Только говорит басом.

ГОРДЕЕВА: Когда Серёжу выписали, весной две тысячи девятого, мы договорились, что летом я приеду к нему в гости. Я приехала. И вдруг всё, о чем он болтал эти три года в больнице, в чем я уже окончательно запуталась, не понимая, где вранье, а где правда, – медведи, тарантулы, водопады Мацесты, курицы, дом, в котором они живут, и веранда в винограде, – всё это ожило, стало реальностью. Но такой реальностью, в которую довольно трудно поверить: мама расслаблена, и у нее в глазах только любовь и никакого страха, Серёжа – домашний, а не больничный. Мы везде путешествовали, взбирались на горы, плавали в море, навещали Артёма, с которым Серёжа лежал в одной палате. Для меня это был поразительный опыт: он связывал мир больницы с внешним миром, являясь наглядным доказательством того, что после больницы есть жизнь, и вот ради этого тратятся деньги, льются слезы, терпятся мучительные химиотерапии. Всё не бессмысленно.

Серёжа и его мама Надя – родные мне люди. Два года назад мы с мужем случайно оказались в Сочи. Во что бы то ни стало я хотела Серёжу с мамой показать своему мужу, познакомить их. Это – часть меня, моя семья. И Серёжа с мамой приехали. Я налюбоваться не могла на огромного Серёжу, всё время им хвасталась, как будто сама вырастила. Гладила его, трогала, проверяла, не сон ли это. А потом мы сбежали с Надей покурить, как тогда в больнице, в две тысячи седьмом или восьмом, за угол. И я поняла, что всё реально. И эта жизнь – тоже наша.

ХАМАТОВА: Наши не просто выздоровевшие, но еще и выросшие, ставшие взрослыми дети для меня – откровение нескольких последних лет.

ГОРДЕЕВА: В том смысле, что мы не держали в голове этой перспективы?

ХАМАТОВА: Да! В больнице мы жили моментом, не мыслили большими отрезками времени. Так нас учили врачи, так нам удавалось каким-то образом себя держать в руках. Но в ноябре две тысячи шестнадцатого года нашему фонду исполнялось десять лет. Сам собой встал вопрос о том, чтобы собрать ребят, которым фонд за эти десять лет помог. Мы решили, что наш “отчетный” концерт будет идти на Первом канале. И там мы расскажем, что произошло со всеми нами за десять лет. От Первого канала нам выделили Андрея Малахова и ведущего новостей…

ГОРДЕЕВА: Дмитрия Борисова. Он с тех пор сильно преуспел и теперь как раз вместо Малахова ведет бывшую малаховскую передачу.