— Мне что, нельзя уже спокойно поговорить с братом?
— Спокойно? — усмехнулся Шон.
Элмерик впервые разглядел в его лице — той части, которую не скрывала маска, — сходство с Каллаханом и Браннаном. Схожий изгиб бровей, такой же скрытый огонь и бешеное упрямство во взгляде.
— Мы повздорили, — нехотя признался Каллахан, сняв венец.
— О, я даже не сомневался. Разве когда-нибудь бывало иначе?
— Бывало… Давно, но бывало. Зато мы обсудили кое-что важное. Браннан предложил нам помощь в грядущей битве. Полнолуние близко. Нам не помешает сильный союзник.
— Какое неслыханное бескорыстие! Может, ещё и Медб позовём?
Каллахан бросил взгляд на прячущегося за сосной Элмерика и рявкнул:
— Хватит! Дома договорим.
Рыцарь Сентября кивнул и, щёлкнув пальцами, растворился в воздухе.
Каллахан в сердцах стукнул кулаком по стволу. На содранных костяшках выступила кровь. Вмиг опомнившись, он осторожно накрыл ладонью рисунок коры, будто бы извиняясь перед лесом за невольную вспышку гнева, и некоторое время стоял, невидящим взором глядя куда-то во тьму.
С неба посыпался мелкий колючий снежок. Словно Шон, уходя, забрал с собой осень, и на поляну вернулась зима.
— Пойдём отсюда, — кутаясь в плащ, хрипло сказал Каллахан. Теперь их с Браннаном голоса казались очень похожими. — Пора домой.
Элмерик думал, что, вернувшись за полночь, они застанут всех мирно спящими, но ещё на подъезде оказалось, что в гостиной горит свет. И на кухне тоже. И даже в спальне. Сердце забилось от дурного предчувствия.
Никто не встретил их, и Элмерику пришлось самому вести Чёрного и Пегую в стойло. Белоснежный Бран, как обычно, справился сам.
Пока он рассёдлывал коней, дверь вдруг скрипнула и на пороге возникла запыхавшаяся Розмари.
— Рик, ты здеся?
— Угу. Что за переполох в доме?
— Ой, ты не поверишь-та!
Девушка скользнула внутрь, походя похлопала белого жеребца по холке, и взяла в руки скребок.
— Дай помогу-та! Значится, так: всё было мирно-то до самого ужина. Но Орсон — тоже мне забияка выискался — опять прицепился к Риэгану. То ему не так, это не эдак. Риэган-та сперва терпел-терпел, а потом как рявкнет. Говорит, мол, придержи язык, Орсон Глендауэр, или после пожалеешь о своей дерзости!.. Представляешь? Так прям и сказал-та — Розмари весьма похоже изобразила интонации таинственного гостя, и Элмерик, не удержавшись, прыснул в кулак.
— И что? Эти двое не первый раз ругаются. Все уже привыкли и махнули рукой. Ну, кроме Келликейт, конечно.
Розмари тем временем отвлеклась на белого жеребца:
— Ох, не жалеет тебя хозяин-та. Таскает где ни попадя по буеракам и грязюке. Я бы его пожурила, да, боюсь, на смех поднимет-та…
Жеребец мотнул головой, будто бы не соглашаясь. Девушка вздохнула, утёрла пот со лба и вновь повернулась к Элмерику:
— То-то и оно — Келликейт. Она завсегда на стороне Орсона была, а Риэгана шпыняла почём зря. А тут вдруг переменилась-та и как давай орать: мол, думай, что говоришь, дубина! Мол, всё зашло слишком далеко. Орсону бы тут одуматься, но нет. Разозлился пуще прежнего, кулачищи свои сжал и ляпнул, что ждал честного боя, да противник трусоватый попался — всё бежит да бежит. Тут-то Риэган рожей-та покраснел, будто его по мордам тряпкой хлестнули али чем похуже-та…
— Да уж… Любой на его месте вспылил бы, — нахмурился Элмерик.
Если судить по рассказу Розмари, Орсона и впрямь занесло. Уж в чём, а в трусости Риэгана сложно было упрекнуть. Но кто не терял голову от любви?
— Ты дальше слушай. Покраснел он, значится, что твоя свёкла, да как заорёт: мол, возьми свои слова обратно, Орсон Глендауэр! А Сонни наш такой вылез вперёд глаза сверкают, и грит: ха, и не подумаю! А Риэган ему: «Ты глупец, нам не друг с другом воевать надо. Но если уж ты так напрашиваешься, то вот тебе», — и за грудки схватил, аж рубаха треснула. А потом по морде ему н-на!
— А Орсон что? — Элмерик даже про своего коня забыл — так и замер со скребком в руке.
— Тоже зарядил ему со всей душеньки. Во-о-от такенный фингалище поставил-та! — Розмари показала размер, явно преувеличивая. — И рожу разбил. Глаз теперь-то заплыл и не открывается вообще. Риэган замешкался, пока утирался, а тут Келликейт как повиснет на Орсоне да как заорёт: «Идиоты, прекратите оба!»
Девушка отложила скребок и, достав из кошеля частый гребень, принялась расчёсывать белоснежную гриву жеребца.