Элмерик вложил кошель кузнецу в руку. По сравнению с этой лапищей его собственные ладони казались слишком узкими, почти девичьими. Кузнец, даже не подумав пересчитать монеты, положил кошель за пазуху. Похоже, мастеру Патрику в деревне доверяли безоговорочно. А вот барда терзало любопытство: что же там в мешочке? Не желая обижать кузнеца, он решил, что непременно заглянет внутрь на обратном пути — небось, завязки не заговорённые.
Элмерик надеялся, что успеет дойти до таверны первым, и тогда можно будет попросить хозяина вынести кружечку сидра под навес и промочить горло, пока он ждёт Келликейт. Он же не войдёт внутрь — значит, и условие мастера Патрика будет соблюдено. Увы, девушка оказалась проворнее. Сначала бард заметил её хмурое лицо и свёрток со свечами в руках, и только потом понял, что Келликейт делает ему какие-то странные знаки: то ли велит не подходить, то ли, наоборот, подзывает. Но почему не вслух?
Когда он наконец понял, в чём дело, отступать было уже слишком поздно. Сердце пропустило удар (сколько ещё оно так будет делать, глупое?), а губы расплылись в улыбке, хотя радоваться было решительно нечему.
Рядом с Келликейт — на расстоянии вытянутой руки — стояла Брендалин в своём человеческом обличье.
— Ну здравствуй. Давно не виделись, — Элмерик удивился насколько звонко и беззаботно прозвучал его голос. — Какими судьбами? Надолго ли на этот раз? Чем обязаны такой честью?
Бард был одновременно рад и не рад её видеть, и не очень понимал, как в нём могут уживаться два таких противоположных чувства. Он старался не смотреть на Брендалин, но цветочный аромат проникал в ноздри: такой же, как во сне, где они встречались в последний раз. То, что происходило сейчас, тоже напоминало дурной сон.
— Я не хотела видеться с тобой, но что поделать: глупая дочь младшей ши не стала со мной разговаривать. Придётся нам с тобой ещё немного потерпеть друг друга. Поверь, мне это тоже нелегко даётся. Поэтому начну с главного: я хочу попросить Соколов о помощи.
От такой наглости Элмерик потерял дар речи и, видимо, сильно изменился в лице — Брендалин поморщилась, будто бы съела целый пучок кислицы за раз.
— Выслушай меня. В этот раз всё вправду иначе, и у меня есть важные новости для Белого Сокола. О Лисандре. Ему понравятся условия моей сделки.
— Не слушай эту негодяйку!
Келликейт схватила Элмерика за руку и потащила прочь, но Брендалин преградила им путь. В её глазах стояли слёзы. Похоже, эльфийка была в отчаянии. Ну, или хорошо притворялась.
— Рик, постой!
— Ах, значит снова «Рик»? А ещё совсем недавно был «эй ты, смертный». Не о чем нам больше говорить. Я не заключаю сделок с предателями.
— Просто глянь, что у меня есть! — Словно утопающий, хватающийся за соломинку, Брендалин вытянула вперёд руку: на её ладони лежал перстень из белого металла с соколиной головой. Без сомнения, тот самый!
— Я так и знал, что это ты украла! — Элмерик вмиг забыл о своём обещании больше не разговаривать с предательницей. — А ну отдай!
Он попытался схватить кольцо, но проворная эльфийка крепко сжала кулак и спрятала руку за спину — спасибо, хоть язык не показала.
— Вообще-то, перстень принадлежит моему дяде. Он попросил меня его принести. Где тут воровство?
— Значит, отдавать его ты не собираешься? А показала для чего? — Элмерик чувствовал, как внутри закипает ярость.
И Келликейт ещё подлила масла в огонь:
— Дразнится она. Идём уже…
— Я всё отдам. Но не вам, а Белому Соколу. Мне очень нужно с ним встретиться, — Брендалин молитвенно сложила руки. — Мне очень страшно. Но если он пообещает мне безопасность, я расскажу о дядиных планах.
— Значит, ты собираешься предать его, как предала нас?
Эльфийка скрипнула зубами.
— Он угрожал, что убьёт меня, если я этого не сделаю. А теперь всё равно собирается убить.
— Выходит, ты предала меня зря? — Элмерик криво усмехнулся: точь в точь, как Джерри в минуты гнева. — Бедненькая Брендалин. Тяжело тебе было. Иди сюда, пожалею… Или нет, извини. Мне тебя ни капли не жалко.
— Мастер Патрик велел возвращаться без промедления, — Келликейт, настойчиво дёрнула барда за рукав.
А у Элмерика вдруг родилась идея.
— Сперва отдай перстень, — он протянул руку. — Без него я слушать ничего не буду. Отдашь — тогда поговорим.
Брендалин в ответ фыркнула.
— А ты знаешь, что дал тебе кузнец? Там такие же перстни, как этот. Для тебя и других Соколят. Может быть, даже мой успели сделать. Поверь: я могла бы увести их в любой момент прямо у вас из-под носа, но не стала. Какие доказательства моей доброй воли ещё нужны?
— Перстень, — Элмерик требовательно пошевелил пальцами.
— А ты поклянёшься, что передашь Белому Соколу мою просьбу?
— Тебе я больше не поклянусь ни в чём. Но ты меня знаешь. Я поступлю по справедливости.
Брендалин колебалась. Её глаза бегали из стороны в сторону, обычно бледные щёки порозовели от волнения.
В следующий миг она, зажмурившись, вложила перстень в ладонь барда и накрыла её своей, будто бы скрепляя сделку.
— Надеюсь, я об этом не пожалею… — еле слышно прошептала она.
— Надеюсь, я тоже.
— Давайте ещё поцелуйтесь тут! — Келликейт закатила глаза.