Время алых снегов

Потом зацепили автобус буксиром и мигом выволокли из ручья, я даже не подумал о том, что радиатор могли об лед порвать. Обошлось.

Сам я за руль автобуса сел, Рубахин — на мое место в танке. Ильченко за наводчика. А на месте заряжающего устроили мальчишку одного,очень уж в танк просился...

Пять километров до танкодромной вышки Беляков полчаса нас тащил, и не качнуло сильно ни разу. Учительница с ребятишками в салоне сидела. Жалко, поговорить дорогой не пришлось. Потом уж адресами обменялись, обещала написать, в гости приглашала. Может, и удастся когда съездить — до их села от города километров двадцать. Только бы командир разрешил, увольнительной вполне хватит...

У вышки нас капитан встретил. С ним — мужик незнакомый. Засуетился, заахал:

— Как же вы там без меня, Любовь Васильевна? Не поморозились? Я уж тут весь извелся...

Шофер — догадался я. Ишь запел! Конечно, ему тоже не сладко пришлось.

Ребятишек — сразу в учебный класс. Там печка вовсю трещит — теплынь. Танкисты, кто вождением не занят, суют им в руки конфеты, печенье — у солдата в рюкзаке непременно что-нибудь найдется. А у крестников наших глазенки от тепла окосели, им спать давно пора. Время-то десять.

Зашел комбат, мы вскочили, ребятишки — тоже. Майор осмотрел восьмилетнее воинство, поздоровался с учительницей и говорит:

— Конфеты отставить. Разрешаю съесть после ужина. А еще лучше утром.

Смотрю — ребятишки испуганно рассовывают солдатское угощение по карманам, девчонки — тоже. У комбата глаза смеются, а голос строгий:

— За то, что не плакали, благодарность объявляю всем вместе с учительницей. А сейчас прошу в наш полковой автобус — и прямо в столовую. Отбой по распорядку — в одиннадцать. Спать будете в казарме, на койках солдат, которые сейчас посты охраняют и нас с вами тоже. Вопросы есть?

— А как же домой? — растерялась учительница. — Там ждут. Наверное, уже переполох.

— Не ждут, — улыбается майор. — Дома давно знают, что вы у нас в гостях. И ехать поздно, да и не на чем — вашу карету мы в мастерскую отправили. К утру наладим.

У ребятишек весь сон пропал. Глаза разгорелись — после такого приключения им разговоров на год хватит. Ну, думаю, дорогая Любовь Васильевна, без хорошего старшины вам их теперь до утра не уложить. В помощники попроситься, что ли? Право вроде бы есть. Но комбат сам с ними поехал. Когда уж ребятишек усадили в машину и дверца закрывалась, Люба крикнула мне:

—- Приезжайте, Валера! Обязательно приезжайте! Жду...

Комбат мне пальцем из-за стекла грозит, а я улыбаюсь, киваю ей, и комбат тоже улыбается... Кажется, он даже шофера чуть-чуть придержал, пока мы с Любой прощались.

Потом иду к танку, а все еще лицо ее за освещенным стеклом автобуса чудится. Улыбается, а глаза тревожные. Уж она-то, наверное, пережила за те полтора часа, пока сидела в автобусе с ребятней!

Непременно найду ее.

Вдалеке танк послышался — вождение еще не кончилось. Какую же оценку нам поставят? Может, еще на один круг пошлют?

Танк на освещенной площадке стоит — и ни души рядом. Наверное, закончил Виктор осмотр, в класс ушел. Тоже небось продрог. Прохожу мимо, обернулся случайно — что это? Сидит Беляков в открытом люке, руки поверх брони положил, глаза закрыты. Неужто спит?

— Виктор, ты чего тут?

Открыл глаза, смотрит мимо, молчит.

— Да ты чего? Укачало?

Усмехнулся, головой тряхнул... Да у него лицо серое!

— Заболел?

— С ногой у меня неладно, Валера...

Первый раз он меня по имени назвал. И голос совсем чужой. Я — к нему.

— Объясни толком!

— Чего тут объяснять? Поскользнулся, заехал нечаянно коленом в край люка...

— Когда?

— А когда еще в машину садились...

— Подняться можешь?

— Н-не знаю... Я ее, понимаешь, не чую...

Ну и ну! Вот так ночка нам выпала!

Кинулся я к вышке, влетаю в комнату руководителя занятий. Ротного нет, видно на исходный ушел. Карелин на его месте, тут же Рубахин с Ильченко — схемы со стены снимают.

— Товарищ лейтенант! С Беляковым плохо.

Рубахин — в двери, Ильченко — за ним, мы с лейтенантом — тоже следом. Пока Виктора до класса вели, Карелин слова не сказал. Потом уж, когда разули и фельдшер прибежал, лейтенант спрашивает меня:

— Объясните, как получилось, что руководитель занятий до сих пор не знал о происшествии в экипаже?

Молчу, и так нехорошо мне. Не виноватить же Белякова.

А тот говорит:

— Я, товарищ лейтенант, командиру танка не докладывал.

— Почему?

— Потому что машина меня слушалась.

Фельдшер растолкал нас, ощупал колено Виктора, потом щелк его пальцем по сухожилию. Виктор взревел:

— Не можешь по-человечески, коновал?

Фельдшер тоже взвился:

— По-человечески! А ты сам по-человечески? Куда с такой лапой поперся, герой? Случись теперь что — мне же и отвечать за тебя. Уволишься из армии — хоть под трактор суй свои ходули, а в армии за твои конечности командиры и медики отвечают. Будь моя воля — так я бы тебя прямо отсюда на губу отправил.

— Ну-ну, — успокоил фельдшера Карелин. — Что у него?