Врата. За синим горизонтом событий

Появилось изображение секретарши, выглядела она виновато. «В настоящее время с вашим мужем связаться невозможно. Он летит из Мехико Сити в Даллас, самолет только что взлетел: все каналы связи используются для навигационных нужд».

— Мехико Сити — Даллас? — Бедняга! Он облетает вокруг Земли, чтобы добраться до нее! — Ну, тогда давай запись.

— Да, госпожа. — Лицо и зеленоватое мерцание исчезли, послышался голос ее мужа;

— Милая, тут кое-какие трудности со связью. Я полетел в Мериду, предполагая пересесть там на Майами, но опоздал. Теперь я пытаюсь улететь в Даллас — или вообще в Америку. Я уже в пути. — Пауза. Голос раздраженный — неудивительно. Эсси, казалось, видит, как он ищет чего-нибудь подбадривающего. Что-нибудь о хичи, которые вовсе не хичи. Бедняга! Он старается ради нее. Она слушала скорее звук его сердца, чем слов, он сказал: — Дьявол, Эсси! Я хотел бы быть с тобой. И буду. Как только смогу. А тем временем — береги себя. Если у тебя будет хоть немного времени перед тем… перед тем, как Вильма начнет, я велел Альберту кратко передать тебе суть происшествий. Он хорошая добрая программа… — Долгая пауза. — Я люблю тебя, — сказал он и смолк окончательно.

С.Я. снова легла на свою негромко гудящую кровать, думая, что принесет ей следующий (может, последний?) час ее жизни. Ей очень не хватало мужа особенно потому, что в некоторых отношениях она считала его глупым человеком. «Хорошая добрая программа»! Как глупо очеловечивать компьютерную программу! Программа Альберт Эйнштейн была — она не находила другого слова — умна. И его идея придать биоанализатору внешность домашнего животного. И даже дать ему кличку! «Сквиффи!»(Под мухой, навеселе, англ. — Прим. перев.). Все равно что дать имя стиральной машине или ружью. Глупо. Но если это сделал человек, которому она не безразлична… в таком случае это даже мило.

Но машины — это машины. В аспирантуре Академогорска молодая С. Я. Лаврова хорошо поняла, что интеллект машины не является «личным». Их собирают из отдельных деталей. Начиняют информацией. Дают им набор реакций на соответствующие стимулы и снабжают шкалой оценок. И все. Иногда, конечно, написанная вами программа вас удивляет. Но такова природа эксперимента. Ничто не свидетельствует о наличии в машине свободной воли или признаков личности.

И все равно. Трогательно смотреть, как он обменивается шутками со своими программами. Трогательный человек. Трогает ее в таких местах, где она наиболее открыта и уязвима, потому что в некоторых отношениях очень похож на единственного другого мужчину в ее жизни. Ее отца.

Когда Соня была маленькой, отец был центром ее мира — высокий худой пожилой человек, игравший на гавайской гитаре и мандалине и преподававший биологию в гимназии. Он доволен был тем, какой у него умный и любознательный ребенок. Ему больше хотелось бы, чтобы она интересовалась науками о жизни, а не физикой и математикой, но он поощрял ее любознательность. Рассказывал ей об окружающем мире, когда не смог больше учить математике: она быстро превзошла его. «Ты должна понимать, что тебя окружает, — говорил он ей. — Здесь. Сейчас. Когда-то, в сталинские времена, когда я был мальчиком, женское движение направляло девушек в армию и на трактора. И сейчас то же самое, Соня. Известно, что математика — удел юных, что девушки до пятнадцати, может, двадцати лет превосходят своих сверстников. И тут, когда мальчики становятся Лобачевскими и Ферма, девушки останавливаются. Зачем? Ради деторождения. Ради выхода замуж. Ради Бог знает чего. Я не позволю, чтобы это произошло с тобой, голубка. Учись! Читай! Познавай! Думай! Каждый день и столько часов, сколько можешь! А я помогу тебе всем, чем смогу». Ежедневно с восьми до восемнадцати часов юная Софья Яковлевна Лаврова возвращалась домой из школы, выкладывала из сумки прочитанные книги, брала другие и уходила в старое желтое здание на Невском проспекте, где жил ее учитель. Она никогда не отказывалась от математики и за это должна благодарить отца. Она не научилась танцевать, не умела использовать тысячи видов косметики, не привыкла назначать свидания — пока не оказалась в Академогорске, и за это она тоже должна благодарить отца. Когда мир пытался подчинить ее женской роли, отец защищал ее как тигр. Но дома, конечно, нужно было готовить еду, протирать мебель, и ничего этого он не делал. Внешне ее отец не был похож на Робина Броудхеда… но в других отношениях очень похож!

Робин попросил ее выйти за него замуж, когда они были знакомы меньше года. Ей потребовался еще целый год, чтобы согласиться. Она разговаривала о нем со всеми. С подругой, жившей вместе с ней. С деканом своего факультета. Со своим прежним любовником, который женился на ее подруге. Держись от него подальше, советовали ей все. И совет был разумным, потому что кто он такой? Безответственный миллионер, все еще оплакивающий женщину, которую он любил и потерял; проведший много лет на приемах у психоаналитика — все говорит о том, что брак будет совершенно неудачным. Но… с другой стороны… тем не менее…