Врата. За синим горизонтом событий

— Я знаю, Джанин. Если не хотите, не смотрите, но я все думаю, может, один из этих кораблей — корабль Триш и… Ну, просто хочу еще раз взглянуть.

Джанин крепче сжала губы, но у нее самоконтроль не хуже, чем у сестры, когда она хочет, — это тоже было определено заранее, перед тем как мы получили назначение. «Сейчас наберу», — сказала она, подлетая к консоли Веры. Пейтер покачал головой и удалился в свой закуток, задернув гофрированную занавеску, чтобы отгородиться от нас, а все остальные собрались вокруг консоли. Потому что запись можно не только слушать, но и смотреть, и через десять секунд раздался треск, и мы увидели бедную рассерженную Триш Боувер, произносившую, глядя в камеру, последние слова, которые услышало от нее человечество.

Трагедия остается трагедией только определенное время, а мы слышали это все три с половиной года. Время от времени мы прокручивали запись и разглядывали кадры, снятые ее ручной камерой. И смотрели на них. И смотрели на эти застывшие картины, хотя вряд ли надеялись извлечь из них больше информации, чем это сделали люди Корпорации. Просто хотели еще раз убедить себя, что дело того стоит. Подлинная трагедия заключалась в том, что Триш так и не узнала, что именно она обнаружила.

— Отчет о полете ноль семьдесят четыре дэ девятнадцать, — начала она довольно спокойно. На печальном глуповатом лице даже попытка улыбнуться. — У меня, кажется, неприятности. Я нашла артефакт хичи и причалила, а теперь не могу выбраться. Двигатели шлюпки действуют, а главный двигатель нет. А я не хочу оставаться здесь, пока не умру с голоду.

— «Умру с голоду!» Когда ученые разглядели снимки Триш, они сразу опознали «артефакт» — это Пищевая фабрика CHON, которую так давно разыскивали.

Но стоит ли она всех усилий — вопрос оставался открытым, а Триш по крайней мере явно считала, что не стоит. Она считала, что ей там придется умереть ни за что, даже премии за полет не получит. И она решила попытаться вернуться в шлюпке.

Она вошла в шлюпку и направила ее к Солнцу, включила двигатели и приняла таблетки. Много таблеток, все, сколько у нее было. Потом включила холодильник на максимум, вошла в него и закрылась. «Разморозьте меня, когда найдете, — сказала она, — и не забудьте о моей премии».

И, может быть, когда-нибудь так и будет. Когда ее найдут. Если ее найдут. Что, вероятно, произойдет в ближайшие десять тысяч лет. Когда ее слабый радиосигнал или его пятисотое автоматическое повторение были услышаны, Триш было уже все равно: она не отвечала.

Вера закончила прокручивать запись, экран потемнел. «Если бы Триш была настоящим пилотом, а не просто старателем — залезай в корабль, нажимай кнопку, а все остальное он сделает сам, — она бы поступила не так, — не в первый раз сказала Ларви. — Она использовала бы то незначительное дельта-М, которое есть у шлюпки, чтобы нейтрализовать угловой момент, вместо того чтобы направлять корабль прямо».

— Спасибо, опытный пилот, — ответил я тоже не в первый раз. — Так что она немного скорее добралась бы до пояса астероидов. Ну, тысяч за шесть или семь лет.

Ларви пожала плечами. «Я ложусь спать, — сказала она, делая последний глоток из бутылки. — А ты, Пол?»

— Я хотела, чтобы Пол помог мне проверить систему зажигания ионных двигателей, — вмешалась Джанин.

Ларви сразу насторожилась. «Ты уверена, что он именно для этого тебе нужен? Не дуйся, Джанин. Ты выходила уже множество раз, и это работа Пола».

— А если Пол выйдет из строя? — спросила Джанин. — Откуда мы знаем, что именно в этот момент не начнется припадок сумасшествия?

Ну, этого никто не знает. Эти припадки периодические и повторяются через сто тридцать плюс минус десять дней. И мы как раз приближались к такому моменту. Я сказал: «Я немного устал, Джанин. Обещаю, мы это сделаем завтра». — Когда кто-нибудь еще не будет спать. Самое главное не оставаться наедине с Джанин. Вы удивились бы, как трудно это организовать в корабле с общим объемом комнаты мотеля. Не трудно. Практически невозможно.

Спать я на самом деле не хотел, и когда Ларви вытянулась рядом со мной и начала похрапывать, я лежал, выпрямившись под простыней, и находил хорошие стороны в нашем положении. Это мне необходимо делать хоть раз в день. Если такие стороны находятся.

На этот раз я такую сторону нашел. Свыше четырех тысяч астрономических единиц — большое расстояние, даже для птичьего полета. Вернее, для полета фотонов, потому что какие же птицы в космическом пространстве? Скажем, триллион километров, почти точно. И мы ведь двигались не по прямой, а по спирали, вращаясь вокруг Солнца. Наш путь занимал не двадцать пять световых дней, а больше шестидесяти. И даже при постоянном ускорении мы не приблизились к скорости света. Три с половиной года… и все это время мы гадали. А что если кто-нибудь раскроет тайну двигателя хичи, прежде чем мы прилетим? Впрочем вряд ли это нам помогло бы. Им нашлось бы что делать в эти три с половиной года. И как вы думаете, на каком месте был бы полет на сверхсветовой скорости к нашему кораблю?