Врата. За синим горизонтом событий

Мы по-прежнему делаем больше трех километров в секунду, но, конечно, судить об этом невозможно; не с чем сравнивать. Казалось, мы вообще не движемся. И так было почти все эти три с половиной года. Старый Питер — он произносит свое имя Пейтер — все время рассказывает свои истории. Одна из них о его отце, из отряда «оборотней» СС. «Оборотню» не могло быть больше шестнадцати, когда кончилась война. Он должен был перевозить реактивные двигатели для МЕ-210, которыми только что вооружили Люфтваффе. Пейтер говорит, что его папа до самой смерти винил себя в том, что не доставил двигатели вовремя, и летчики Люфтваффе не смогли справиться с танками и В-17 и изменить ход войны. Нам рассказ этот показался интересным — особенно в первый раз. Но самое забавное не это. Самое забавное, как старый наци перевозил их. В запряжке. Не лошадей. Быков. И даже не на телеге, на санях. Новейшие — последнее слово техники — турбины — и крепколобый парень с ивовым прутом в руке и по лодыжки в навозе.

Вися в пространстве, преодолевая расстояние, которое корабль хичи одолел бы за один день — если бы у нас был такой корабль и мы могли бы заставить его лететь, куда нам нужно, — я ощутил что-то вроде сочувствия к отцу Пейтера. Мы в таком же положении. Единственное, чего нам не хватает, это навоза.

День 1284. Изменение курса прошло гладко. Мы все забрались в свои системы жизнеобеспечения и привязались к амортизационным сидениям. Все наше оборудование и баллоны с воздухом аккуратно вписались в предназначенные для них места. Учитывая, что предстоящее дельта-М было ничтожным, дело не стоило усилий. Особенно, если подумать, что хорошего дадут нам наши системы в случае аварии в пяти тысячах астрономических единиц от дома. Но мы сделали все, что положено, как делали все три с половиной года.

После поворота, когда химическое ракеты выполнили свою задачу и снова уступили место ионным двигателям, когда Вера, долго пожужжав и потрескав, нерешительно объявила, что все в порядке — конечно, окончательное подтверждение придет с Земли несколько недель спустя, — мы увидели ее. Ларви первой выбралась из своего сидения и оказалась у приборов, за несколько секунд выведя ее в фокус.

Мы все смотрели на нее. Пищевая фабрика!

Она раздражающе дергалась в рефлекторе-отражателе, удерживать ее в фокусе было трудно. Даже ионные двигатели вызывают некоторую вибрацию корабля, а мы еще были очень далеко. Но мы ее видели. Странной формы, она тускло синела в черноте, полной звезд. Размером в многоэтажное здание, продолговатая. Один конец закруглен, другой как будто срезан. «Вам не кажется, что ее чем-то ударило?» — со страхом спросила Ларви.

— Нет! — резко ответил ее отец. — Она так сконструирована!

— Откуда ты знаешь? — спросила Ларви, но отец ей не ответил. Ему нечего было ответить, и мы все это понимали и очень боялись. Если фабрика повреждена, у нас большие неприятности. Конечно, премия все равно наша, но мы рассчитывали на настоящую крупную выгоду после семи лет тяжелейшего пути. И эта надежда основывалась на том, что фабрика действует. Или по крайней мере доступна изучению и воспроизведению. «Пол! — неожиданно сказала Ларви, — посмотри на этот бок. Он только что показался. Там не корабли?»

Я сощурился, стараясь разглядеть. На длинной ровной стороне фабрики с полдесятка утолщений, три или четыре поменьше, два больших. Насколько я мог судить, очень похоже на то, что рисуют на поверхности астероида Врат. «Ты бывший старатель, — сказал я. — Как ты считаешь?»

— Я думаю, это они. Но, Боже мой, ты только посмотри на эти два. Они огромные. Я летала в одноместных и трехместных и видела множество пятиместных. Но ничего подобного! В них может поместиться не меньше пятидесяти человек. Если бы у нас были такие корабли, Пол… если бы у нас были такие корабли…

— Если, если, — фыркнул ее отец. — Если бы у нас они были и мы могли бы посылать их, куда хотим, да, мир был бы наш! Будем надеяться, что они еще действуют. Пусть хоть часть их работает!

— Будут работать, отец! — послышался сладкий голос сзади. Мы повернулись и увидели Джанин. Она стояла, упираясь коленом в утилизатор, и держала в руках бутылку нашего лучшего домашнего спирта. — Нужно отпраздновать. — Она улыбнулась.

Ларви задумчиво посмотрела на нее, но держала себя в руках и только сказала: «Прекрасная мысль, Джанин. Передавай».

Джанин сделала небольшой глоток и передала бутылку отцу. «Я решила, что вам с Ларви понадобится чашечка на ночь», — сказала она, откашлявшись; она только что, после четырнадцатого дня рождения, получила разрешение пить крепкие напитки, ей они еще не нравились, и она настаивала только потому, что это прерогатива взрослых.

— Хорошая мысль, — кивнул Пейтер. — Я на ногах уже… сейчас соображу… да… больше двадцати часов. Нам всем нужно будет отдохнуть после посадки. — Он передал бутылку моей жене, которая влила не меньше двух унций в свое привычное горло и сказала:

— Я еще не хочу спать. Знаете, что бы я хотела сделать? Еще раз прокрутить запись Триш Боувер.

— Боже, Ларви! Мы видели ее уже миллион раз.