Я взмахом руки попросил ее отойти и другой рукой попытался остановить кровь. Во мне зазвучали колокола тревоги.
– Что? Как его имя?
Она оттолкнула мою руку и снова вцепилась в нос.
– Не знаю… сейчас, погоди. Ты ведь с того же неудачливого рейса?
– Это я и пытаюсь узнать. Это Сэм Кахане?
Неожиданно она стала более человечной.
– Прости, милый, – мягко извинилась она. – Да, кажется, его звали так. Ему должны были сделать укол, чтобы он успокоился, но он вырвал шприц у врача и… ну, он заколол себя до смерти.
Да, тяжелый выдался день.
Наконец она сделала мне обезболивающий укол.
– Я наложу легкую повязку, – сказала она. – Завтра сможешь снять ее сам. Только поосторожнее, а если снова начнется кровотечение, давай быстрее сюда.
Закончив, она меня отпустила. После посещения больницы я похож был на жертву террористического акта и побрел к Кларе, чтобы переодеться. Но день продолжал преподносить все новые и новые сюрпризы, и отнюдь не радостные.
– Проклятый Близнец, – напустилась Клара на меня. – В следующий раз я полечу с Тельцом, как Мечников.
– Что случилось, Клара?
– Нам дали премию. Двенадцать с половиной тысяч! Боже, я своей прислуге плачу больше.
– Откуда ты знаешь? – Я уже разделил 12 500 на пять и в ту же долю секунды подумал, а не разделят ли в сложившихся обстоятельствах эту сумму на четверых.
– Позвонили десять минут назад. Боже! Худший из всех возможных рейсов, и я получаю меньше, чем стоит одна зеленая фишка в казино. – Тут она посмотрела на мою рубашку и чуть смягчилась. – Ну, это не твоя вина, Боб, но все равно не надо связываться с Близнецами. Мне следовало это знать. Поищу тебе чего-нибудь почище.
Я позволил Кларе сделать это, но не остался у нее. Я забрал свои вещи, дошел до шахты, в регистрационном офисе попросил назад свою комнату и позвонил от них. Клара, упомянув Мечникова, напомнила мне, что я кое-что хотел сделать.
Мечников поворчал, но наконец согласился встретиться со мной в аудитории для занятий. Я, конечно, пришел раньше его. Он заглянул, остановился в дверях, осмотрелся и спросил:
– Где, как-ее-имя?
– Клара Мойнлин. Она в своей комнате. – Это была почти правда. Образцовый ответ.
– Гм. – Он провел указательным пальцем по бачкам, почти сросшимся под подбородком, и произнес: – Ну тогда давай. – И пошел передо мной, говоря через плечо: – Вообще-то она бы поняла больше, чем ты.
– Конечно, Дэйн.
– Гм. – Он остановился у холмика на полу – это был вход в один из учебных кораблей. Затем Мечников пожал плечами, открыл люк и начал спускаться.
«Все-таки он необычайно открыт и щедр», – подумал я, спускаясь вслед за ним. Мечников уже скорчился перед панелью селектора целей, набирая номер. В руке у него был портативный считчик информации, связанный с главным комьютером Корпорации. Я знал, что он набирает уже известный номер, и поэтому не удивился, когда он немедленно получил цвет.
Мечников коснулся тонкой настройки и, глядя на меня через плечо, ждал, пока вся доска не окрасилась тревожным розовым цветом.
– Хорошо, – проговорил Мечников. – Хороший набор. Теперь посмотри на нижнюю часть спектра.
Это был меньший набор радужных оттенков вдоль правого края панели, от красного до фиолетового. Фиолетовые линии находились в самом низу, и цвета переходили друг в друга постепенно. Только изредка видны были линии ярких цветов или черные. Все это очень точно походило на то, что астрономы называют Фраунгоферовы линии.
Единственный способ определить, из чего состоит планета или звезда, – поглядеть в спектроскоп. Но здесь было не так. Фраунгоферовы линии показывают, какие элементы имеются в источнике излучения или в том, что находится между источником излучения и вами. Эти же показывали бог знает что. Бог и, может быть, Дэйн Мечников.
Он улыбался и был поразительно разговорчив.
– Вот эта полоса из трех синих линий, – сказал он. – Видишь? Похоже, они указывают на опасность полета. По крайней мере компьютер рассчитал, что если есть шесть и больше таких линий, корабль никогда не возвращается.
Теперь он полностью овладел моим вниманием.
– Боже! – проговорил я, думая о том, как много хороших людей погибли, потому что не знали этого. – Почему об этом не говорят на курсах?
– Броудхед, не будь тупицей, – спокойно, будто о чем-то будничном, сказал он. – Это все совершенно новые данные. И по большей части предположительные. Далее. Координация между опасностью и количеством линий не очень четкая. Если ты думаешь, что появление новой линии означает новую степень опасности, ты ошибаешься. Можно подумать, что пять линий означают тяжелые потери, а если таких линий совсем нет, то нет и потерь. Но это неверно. Наименее опасными кажутся спектры с одной и двумя линиями. Три тоже неплохо, но тут отмечены потери. При отсутствии линий почти столько же потерь, как при трех.
На какое-то время я даже подумал, что ученые Корпорации заслужили свою оплату.
– Тогда почему бы не отправлять корабли только туда, где линии свидетельствуют о безопасности?