Врата судьбы

– Это был отличный подарок, – заметила она. – Настоящая крокодиловая кожа, кажется. Хотя иногда в нее сложновато класть вещи.

– И доставать их – тоже, – заметил Томми.

Таппенс продолжила возиться с сумочкой.

– Из таких всегда очень трудно доставать вещи, – сказала она, слегка задыхаясь. – Плетеные сумочки гораздо удобнее. Они растягиваются как угодно, и вещи в них можно перемешивать, как кашу… Наконец-то! Кажется, нашла.

– А что это такое? Похоже на счет из прачечной.

– Нет, это просто маленькая записная книжка. Сначала я действительно записывала сюда вещи, касающиеся прачечной. Знаешь, на что надо пожаловаться, – разорванная наволочка и всякое такое. А потом подумала, что могу еще как-то ее использовать, потому что на эти замечания ушло всего три-четыре страницы. Так что теперь я записываю сюда то, что мы слышали. Многое не имеет никакого отношения к нашему делу, но вот послушай: здесь, например, есть запись о переписи. Я внесла ее, когда ты впервые о ней упомянул. В тот момент я не знала, что это значит и что ты этим хочешь сказать, но я все-таки ее добавила.

– Отлично, – заметил Томми.

– И еще я записала миссис Хендерсон и кого-то по имени Додо.

– Кто такая эта миссис Хендерсон?

– Не думаю, чтобы ты это помнил, а мне сейчас ни к чему к этому возвращаться, но это те два имени, которые упомянула эта – как ее там, ты ее знаешь, – миссис Гриффин. А вот еще одна заметка – что-то связанное с Оксфордом и Кембриджем. И еще я обнаружила кое-что в одной из старых книг.

– А при чем здесь Оксфорд и Кембридж? Ты что, имела в виду студента?

– Не уверена, что таковой вообще существовал; мне кажется, что это как-то связано со ставкой на лодочной гонке.

– Да, это больше похоже на правду, – сказал Томми. – Хотя нам это ничем не может помочь.

– Кто знает… Так вот: миссис Хендерсон жила в «Яблочной сторожке». А вот нечто, что я нашла на грязном обрывке бумаги, который обнаружила наверху. Не помню в какой книге – то ли в «Катрионе», то ли в книге под названием «Тень трона».

– Это про французскую революцию. Я читал ее, когда был еще мальчиком, – сказал Томми.

– Не понимаю, это-то тут при чем? В любом случае, я скопировала записку.

– И что же там было написано?

– Три слова, написанные карандашом. Улыбка – у-л-ы-б-к-а, затем курица – к-у-р-и-ц-а, и, наконец, Ло – Л-о[71]. Л – заглавное.

– Дай-ка подумать, – сказал Томми. – Улыбка Чеширского Кота – это первое. Второе – Хенни-Пенни, есть такая детская сказка про курицу. А вот Ло…

– Ага, – сказала Таппенс, – тоже застрял.

– «Вот те на!» Но это полная бессмыслица, – предположил Томми.

Таппенс быстро заговорила:

– В «Яблочной сторожке» жила миссис Хендерсон – я еще ее не видела, потому что она теперь живет в «Лугах». Дальше что? Миссис Гриффин, Оксфорд и Кембридж, ставка на гонках, перепись населения, Чеширский Кот, Хенни-Пенни – сказка о том, как курица добралась до Доврефелла, кажется, Ганса Андерсена. А «вот те на» она, наверное, сказала, когда туда добралась. То есть добралась в Доврефелл. Больше я здесь ничего не вижу. Кроме гонок Оксфорд – Кембридж и ставки на тотализаторе.

– Мне кажется, что со стороны мы выглядим полными дураками. Но если мы останемся ими достаточно долгое время, то из этого может что-то получиться. Например, мы сможем случайно найти дорогущий драгоценный камень, спрятанный где-то среди мусора. Примерно так же, как смогли случайно найти одну, но самую важную книгу среди всех томов наверху.

– Оксфорд и Кембридж, – задумчиво произнесла Таппенс. – О чем-то это мне напоминает. Что бы это такое могло быть?

– О Матильде?

– Нет, не о Матильде, но…

– О Любимой, – предположил Томми и улыбнулся во весь рот. – Любимая. Где я могу найти твою любовь?

– Прекрати насмехаться, обезьяна, – сказала Таппенс. – Лучше напряги мозги. Улыбка – курица – вот те на. Глупость какая-то. И тем не менее у меня такое чувство… Черт!

– Что это значит?

– Томми, у меня идея. Ну конечно!

– Что «ну конечно»?

– Ло! – сказала Таппенс. – Ло. Мне пришло это в голову из-за Улыбки. Ты улыбаешься, как Чеширский Кот. Улыбка – курица – вот те на. Ну конечно. Так это и должно быть.

– О чем ты, черт побери?

– О гонках Оксфорд – Кембридж.

– А какое отношение к этому имеет улыбка-курица-вот-те-на?

– А ты попробуй догадаться с трех раз, – предложила Таппенс.

– Да я сразу сдаюсь, поскольку не верю, что в этом может быть какой-нибудь смысл.

– А вот и есть.

– Это имеет какое-то отношение к гонкам?

– Ни к каким не гонкам, а к цвету. То есть к цветам[72].

– Что ты хочешь этим сказать, Таппенс?

– Улыбка-курица-вот-те-на. Мы все неправильно читали. Надо читать наоборот.

– Что это значит? Как ни читай, все равно никакого смысла.

– Послушай, просто возьми эти три слова и проделай с ними то же, что мы делали с посланием Александра в книге. Просто прочитай их в обратном порядке. Получается Ло-эн-грин[73].

Томми сердито нахмурился.

– Все еще не понял? – спросила Таппенс. – Конечно, Лоэнгрин. Лебедь. Опера. Ну, «Лоэнгрин»[74] Вагнера.