– Чарльз, – прочитал Томми. – Чарльз и Эдмунд. Кажется, они играли в теннис – у них в руках теннисные ракетки довольно странного вида. А вот Уильям, кем бы он ни был, и майор Коутс.
– А здесь… Томми, посмотри же, ведь это Мэри.
– Точно. Мэри Джордан. И это же написано под изображением.
– Интересно, кто их фотографировал?
– Может быть, тот фотограф, о котором говорил Исаак. Тот, что из местной деревни. Наверное, у него сохранились старые негативы… Надо будет как-нибудь наведаться к нему.
Томми отодвинул от себя альбом и стал распечатывать письмо, которое пришло с дневной почтой.
– Что-нибудь важное? – поинтересовалась Таппенс. – Здесь три письма. Два – это счета, и так понятно. А вот это, то которое у тебя, оно выглядит совсем по-другому. Так оно важное? – повторила она свой вопрос.
– Может быть, – ответил Томми. – Завтра мне опять придется поехать в Лондон.
– В свои обычные комитеты?
– Не совсем, – сказал Бересфорд. – Мне надо кое с кем встретиться. И даже не в Лондоне, а под Лондоном. Кажется, где-то в направлении Харроу.
– Что? – переспросила Таппенс. – Ты ничего мне об этом не рассказывал.
– Я должен встретиться с человеком, которого зовут полковник Пайкэвей[49].
– Ну и имечко, – заметила Таппенс.
– Да уж, немного необычное.
– А я его уже слышала? – спросила миссис Бересфорд.
– Возможно, что я пару раз упоминал его в твоем присутствии. Он живет в атмосфере постоянного дыма. У тебя, случайно, нет пастилок от кашля?
– Пастилок от кашля? Не знаю. Кажется, есть. У меня осталась пачка с прошлой зимы. Но ведь у тебя нет кашля – я, по крайней мере, его не заметила.
– Правильно, но если я встречусь с Пайкэвеем, то он появится. Насколько я помню, достаточно пару раз вдохнуть воздух у него в кабинете, и кашель тут как тут. Ты можешь сколько угодно с надеждой смотреть на окна, но Пайкэвей не понимает таких намеков.
– А почему он хочет с тобой встретиться?
– Не имею ни малейшего понятия, но он упоминает Робинсона.
– Что? Того желтолицего? С толстой физиономией и окруженного тайнами?
– Именно его, – подтвердил Томми.
– Ладно, – согласилась Таппенс. – Может быть, то, чем мы сейчас занимаемся, – это тоже тайна.
– Маловероятно, принимая во внимание, когда это все произошло – не важно, что именно. Годы и годы назад – даже Исаак не может ничего вспомнить.
– «У новых грехов длинные тени», – сказала Таппенс, – я имею в виду поговорку. Хотя, по-моему, я опять ошиблась: «У новых грехов старые тени»? Или все-таки: «Ничто на земле не проходит бесследно»?
– Не помню, но мне кажется, что ни одна не подходит, – ответил Томми.
– Вечером я схожу и поговорю с фотографом. Хочешь со мной?
– Нет, – ответил Томми. – Я думаю пойти искупаться.
– Искупаться? На улице дико холодно.
– Ничего страшного. Я чувствую, что мне необходимо немного охладиться, встряхнуться и избавиться от ощущения этой паутины, остатки которой, как мне кажется, опутывают меня с ног до головы.
– Да, работка нам сегодня досталась грязноватая, – согласилась Таппенс. – Ну, что ж, а я поговорю с мистером Даррелом, или Дюррансом, или как его там зовут. Вот еще одно письмо, Томми, которое ты не открыл.
– Да? А я не заметил… Вот в нем может быть что-то действительно интересное.
– А от кого оно?
– От моего исследователя, – сообщил Томми торжественным голосом. – От той, которая мотается по всей Англии и не покидает Соммерсет-хаус, изучая сертификаты о свадьбах, смертях и рождениях, а также просматривает газетные подшивки и результаты переписей. Она очень старательная.
– Старательная и красивая?
– Не такая уж красивая, чтобы ты обратила на нее внимание, – ответил Томми.
– Это меня радует, – сказала Таппенс. – Знаешь, Томми, теперь, когда ты становишься старше и старше, у тебя могут появиться опасные идеи относительно хорошеньких помощниц.
– Ты совершенно не в состоянии оценить верного мужа, который находится у тебя прямо под носом, – возразил Бересфорд.
– Все мои подруги твердят, что с мужем легко ошибиться, – заметила Таппенс.
– У тебя неправильные подруги, – заключил Томми.
Глава 5
Беседа с полковником Пайкэвеем
Томми проехал через Риджентс-парк, а потом свернул на дороги, по которым не ездил уже целую вечность. Когда-то у них с Таппенс была квартира рядом с Белсайз-парк, и он помнил прогулки по Хэмпстед-Хит[50] с собакой, которая их обожала. Собака была исключительно своенравным существом. Выходя из квартиры, пес всегда хотел повернуть налево – на дорогу, ведущую к Хэмпстед-Хит. Никакие усилия Таппенс и Томми заставить его повернуть направо и пойти в торговый район обычно не приносили успеха. Джеймс, силихем-терьер, не поддающийся уговорам, ложился своим толстым, похожим на сосиску телом на тротуар, вываливал язык изо рта и притворялся собакой, измученной чрезмерными физическими нагрузками, которые его заставляли выполнять хозяева.