— Так спят же, — прошептала Людочка. — А я грязная вся, потная. Еще с поезда. Тебе же самому неприятно будет, когда я около. А так я по-быстрому оботрусь, и назад, никто не заметит. Мне бы только полотенце какое-нибудь.
Шумер шагнул к комоду, цепляя девушку плечом.
— Извини.
Грудь снова мелькнула, прыгнула в уголок глаза — розовая, налитая, с темным соском.
— Стесняешься? — спросила Людочка.
Вместо ответа Шумер предпочел выдвинуть ящик и деловито закопаться в нехитрые дедовы вещи — майки, рубашки, носки.
— Ты не стесняйся, я теперь всюду с тобой буду, — сказала Людочка.
Шумер выдвинул второй ящик.
— А если прогоню?
— Как же? — удивилась девушка. — Сам позвал, а теперь прогонишь? Такое вот с Димой еще возможно было. Он вообще меня взял, потому что я сама с ним поехала. Я же девочка-одуванчик, помнишь?
— На!
Шумер вытянул голубое, узкое и длинное полотенце, потом, покопавшись, кинул второе, квадратное, белое, с символом Олипиады-80. С нормальными банными полотенцами у деда было туго. Подумав, Шумер достал простыню.
— Не свети тут, — сказал он.
— Я же не привидение, Сережа.
Людочка скинула простыню движением плеча и выскользнула за дверь. Стройная, соблазнительная. Шумер качнул головой, прислушиваясь, сел на кровать. В кухне несколько раз звякнул язычок умывальника. Петр не шевелился, спал.
Вот что с ней делать? — подумал Шумер.
— Кошмар!
Умывшаяся, посвежевшая, лишившаяся остатков макияжа Людочка, мелко перебирая ногами, ворвалась в комнатку и плюхнулась рядом с Шумером. Олимпийское полотенце, как ненужное, повисло на спинке. А вот голубое пошло в дело, путешествуя у Людочки по верхней половине тела, по плечам, по шее, окружая то одну, то другую грудь.
— Холодно.
Людочка покосилась на неподвижного Шумера, и тот вынуждено что-то неопределенное изобразил гримасой.
— Что, и батарей нет? — повернулась к нему девушка.
— Это старые дома, без центрального отопления.
— А можешь спину мне вытереть?
— Хорошо.
Шумер получил в пользование махровый ком и аккуратно повел тканью по гладкой коже, собирая капельки влаги. Людочка ссутулилась, потом выпрямилась.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она.
— Нравишься, — сказал Шумер, — сиди тихо. Все.
Он вернул полотенце.
— А давай по-быстренькому? — озорно предложила Людочка, отправляя полотенце в полет к стулу у окна.
— В смысле?
— Секс.
Людочка откинулась назад, привалилась затылком к стенке, пытаясь стянуть с длинных ног свою полосатую юбку.
— Сейчас?
— Ну, спят же все, Сереж. Оп!
Девушка освободилась от юбки, затем от чулок и осталась в узких черных трусиках. В глазах сквозь черточки светлой челки заплясали чертики. Шумер оглянулся на дверь. Ни шпингалета, ни крючка. Дед никогда ни от кого не закрывался, сердитого притопа ногой было достаточно.
— Постой, — сказал Шумер.
— Зачем?
Людочка потянулась к нему. От нее пахло молодостью и желанием. Он чувствовал, как внутри нее дребезжит мысль: «Сережка-дурачок», мысль необидная, скорее, смешливая, нежная, потому что Людочка искренне хотела подарить ему все, что у нее есть.
Себя.
И, возможно, Петр был не так не прав, многое мешалось в Людочке, многое было завязано на удовольствие, на легкость, когда, действительно, будто семечко одуванчика…
— Сережа.
Шумер ощутил чужие, зовущие губы на своих губах. Людочкины пальцы вслепую отщелкивали пуговицы на рубашке.
Ей кажется это правильным, понял Шумер. В ней сидят мои слова и слова Бугримова. Она убеждена, что это ее предназначение. Эта уверенность в ее голове мешалась с интересом, каково это, иметь отношения с необычным человеком или даже не человеком. Наверное, это можно будет назвать божественным сексом? А если секс будет так себе? Вот засада-то, а? С Димкой вот был хороший секс, хотя он часто занимался им по накурке. Один раз на полчаса его завело, так она два раза…
— Смотри.
Людочка отклонилась и сняла трусики.
Что я теряю? — подумал Шумер. Штаны уже сползли. Людочка нетерпеливо изогнулась. Микки-маус взирал из-под руки оценивающе и хитро: ах, ты, гусь! И в Людочке не было ничего не понятного, только будущее, в котором она еще окажется через месяц или два, когда от экзотики, дырки в туалете, холодной воды, растопки печки дровами и женской бани по четвергам захочется сбежать куда глаза глядят.
Сбежит ли?
А это будет зависеть от меня, определил Шумер. Не от того меня, который может изменить ее всю за время вдоха-выдоха. И не от того, который нарисован в ее голове. А от того, что будет с ней изо дня в день.
Нет, вздохнул он, сбежит.
И Петр у меня под боком. И то, чем я собираюсь заниматься, не прибавит мне очков. Как там, в «Иване Васильевиче»? Мессия ненастоящий!
— Погоди.
Вызванный Шумером из сна, прошлепал мимо по коридору мальчик Вова. Скрип-скрип. Людочка, озорно глядя, надула щеки. Ноги ее были призывно разведены, открывая под узкой щеточкой волос устремления всякого мужчины.
Было очень тяжело заставить себя не смотреть туда. А куда смотреть? Не в окно же. Скрип-скрип. Мальчик Вова, сделав свои дела, пошел обратно.
— В трусах это не делается, — сказала Людочка.