Тут другая мысль пришла в голову Михаила Львовича. Ах, если все мы так или иначе на словах выступаем за добро в том нематериальном, атмосферном виде, что должно окружать земную нашу жизнь, то, пожалуй, пора бы и подтвердить. Значит, пятьдесят на пятьдесят. Поровну. Да нет, сорок на шестьдесят, в обратную! Или даже двадцать на восемьдесят!
И еще за Михаилом Львовичем сцена, звук и свет!
Ай, один раз живем! Даром! Даром! Ничего не нужно. Хочет молодой человек выступить, пусть выступит.
— Я согласен, — сказал Михаил Львович.
Позже он объяснит это себе и компетентным людям помрачением…
— Сергей.
Вероника Михайловна тронула Шумера за плечо.
— Да-да. Что? — поинтересовался он. — Время?
— Нет. Вы говорили, но вдруг задумались.
— О чем?
Вероника Михайловна выразила удивление приподниманием бровей.
— Это, извините, вас надо спросить.
— А на чем мы остановились? — улыбнулся Шумер.
— Вы говорили, что сначала думали о чудесах, как божественной силе для того, чтобы повернуть людей к добру.
— Да, наверное, — Шумер кивнул. — Простите, я иногда отвлекаюсь на какое-нибудь внезапное соображение. Но это не важно. О чудесах. — Он подобрался на стуле. — Я думал, да, можно пойти по испытанному пути. Подарить людям чудо, показать им, чего они могут достичь. Я уже говорил об этом?
— Да, говорили, — сказала Вероника Михайловна. — Погодите, я сейчас.
Поднявшись, она скрылась в дверном проеме, но скоро, прихрамывая, появилась опять, только уже в длинной пуховой шали, накинутой на плечи, и с новой сигаретной пачкой.
— Холодно что-то, — пожаловалась она.
— Может, печь затопить? — спросил Шумер.
— У меня дров осталось — на одну растопку.
— А где берете?
— Дрова-то? Так ездят здесь по средам и четвергам, предлагают с лесозавода некондицию. По двести рублей за кубометр.
— Дорого, — качнул головой Шумер, хотя имел смутное представление об уровне цен.
— А куда деваться? Зато уж и принесут, и сложат. Мы тут кооперируемся, скидываемся сразу вдвоем или втроем. Все экономнее выходит. Вы рассказывайте, рассказывайте. От чудес, я поняла, вы отказались.
Шумер улыбнулся.
— Не сразу. Я же прикидывал и так и сяк. Первоначальный эффект, наверное, был бы большой. Человек падок на чудеса. Возможно, на меня бы битком собирался местный стадион «Трудовик». Как на футбол. Но в дальнейшем я увидел, что, в лучшем случае, заведу небольшой отряд последователей и учеников, которые будут преданно смотреть мне в рот, а в глазах всех остальных останусь не совсем нормальным целителем и колдуном.
— Почему не совсем нормальным?
— Нормальный бы, извините, сразу же в Москву двинул.
Вероника Михайловна сорвала обертку с пачки.
— Это да. У меня тоже бы возникли сомнения.
— Но самое главное, — сказал Шумер, — я понял, что чудеса — это тот пресловутый внешний фактор, от которого я всеми силами стараюсь отстраниться. Работа должна происходить внутри человека, внутри, а не подменяться выхватыванием из воздуха цветочных букетов и прочей мишуры.
— Но если бы вы лечили людей…
— Да, это дело хорошее.
— Именно.
Вероника Михайловна закурила, бросила взгляд на простенькие настенные часы.
— Что? — спросил Шумер. — Мы уже припозднились?
— Нет, у нас еще час.
— Ну, я успею высказаться.
— Так что насчет чудесного исцеления? Не обходите этот вопрос стороной.
— Честно говоря, здесь все просто. Если бы я, обладая божественной силой, принялся лечить людей, то это ничем не отличалось бы от того же счастья даром. В конце концов, есть естественный ход вещей, времени, где смерть является такой же составной частью общего процесса, как радуга после дождя или трепет листьев от ветра.
Вероника Михайловна затянулась.
— А вы не хотите этот процесс ломать, — сказала она.
— Даже не в этом дело, — сказал Шумер, помолчал, задумавшись, и продолжил: — Допустим, в ваших руках — чудо исцеления.
— Угу, — кивнула Вероника Михайловна.
— Спасете вы одного, хорошо, спасете другого. А дальше что? Спасенные все равно умрут, пусть позже, но умрут.
— То есть, и спасать нечего? И людей из пожара выносить, и от пуль грудью защищать, и под танки бросаться?
Шумер впервые сморщился.
— Нет, это правильно. Вы не понимаете меня, Вероника Михайловна. Я, возможно, не так сформулировал. В ваших случаях люди это делают сами, без сторонней, скажем так, помощи. Понимаете? И в пожар, и под пули. Своими поступками они формируют лучшее будущее. Во всяком случае, это и есть те внутренние изменения, которые мне нужны.
— Ах, ну да! — усмехнулась Вероника Михайловна. — Чем хуже, тем лучше.
— Я не об этом, — мотнул головой Шумер. — Давайте о чуде исцеления. Итак, ко мне записываются за месяц, за год, на десять лет вперед. Я накладываю руки и лечу: астмы, пневмонию, раковые опухоли, костные болезни, параличи, лейкемию, болезни мозга и прочее. Все лечу. Меня превозносят и поют осанну. Мэры и губернаторы принимают в своих резиденциях. А меняется ли что-то в людях?
Он грустно улыбнулся сквозь табачный дым.