Возвращение скипетра

"Времени остается все меньше", - предупредил Голос. "Шансов становится все меньше. Тебе не мешало бы воспользоваться теми, что у тебя есть".

"Я сделаю. О, я сделаю", - сказал Орталис. "Тебе не нужно беспокоиться об этом. Я обо всем позабочусь — просто подожди и увидишь".

"Твои друзья - твои настоящие друзья?" спросил Голос. "Твои враги усыплены и дремлют?"

Орталис подумал о Серине и Гигисе и о других молодых офицерах, которых он воспитывал с тех пор, как родился Маринус. "Мои друзья - это мои настоящие друзья", - ответил он. "Они знают, на что возлагаются их надежды".

"Хорошо", - мягко произнес Голос. "А твои враги? Они усыплены?"

Услышав это, Орталис рассмеялся хриплым и горьким смехом посреди своего сна. "Зачем им нужно убаюкивание? Они не думают, что им нужно, по крайней мере, от таких, как я".

На одно ужасное мгновение он подумал, что Голос тоже будет смеяться — смеяться над ним, а не вместе с ним. Но этого не произошло. Вместо этого он сказал: "Что ж, тогда время приходит, и скоро придет, ты так не думаешь?"

"Во сколько?" Спросил Орталис, и сон показал ему. Это было лучше, чем он представлял, лучше, чем он мог вообразить до того, как Голос заговорил с ним ночью. Время приближалось скоро? Он едва мог дождаться.

Грас, Птероклс и Отус стояли, уставившись на Скипетр Милосердия. Грас мог понять, почему король Берто проделал такой долгий путь, чтобы увидеть великий талисман. Если бы он попал в Фервингию, он подумал, что мог бы отправиться туда, чтобы увидеть это сам. Но он был здесь, в городе Аворнис, и он мог смотреть на него, он мог использовать его, когда ему заблагорассудится. Почему-то это радовало его меньше, чем он думал. Возможно, иметь возможность расстаться с ним, как это сделал Берто, было лучше, чем сохранить его.

Отус так не думал. С улыбкой на лице бывший раб сказал: "Это освободило мой народ". Он покачал головой и поклонился Грасу и Птероклсу. "Ну, нет. Вы двое освободили мой народ. Но Скипетр позаботился о том, чтобы они остались свободными".

"Так оно и было", - сказал Грас. И Скипетр позволил ему навязать свою волю Изгнанному. С ним в руке он был, на некоторое время, таким же великим, как — более великим, чем — изгнанный бог. Он был ... но теперь, опять же, он не был. Он щелкнул пальцами.

"В чем дело, ваше величество?" Спросил Птероклс.

"Куда мне идти дальше?" У Граса возник собственный вопрос.

Волшебник нахмурился. "Я не понимаю".

"Куда мне идти отсюда?" Повторил Грас. Наконец он понял, по крайней мере, часть того, что его беспокоило. "Куда?" он спросил еще раз. "Что мне остается делать после того, как я сделаю это!" Он указал на Скипетр.

"Что ж, живи долго и счастливо". Это был не Птероклс, а Отус. Он продолжал: "Клянусь богами на небесах, если кто-то и заслужил это право, так это ты".

Грас медленно покачал головой. "Боюсь, это не сказка. Я бы хотел, чтобы это было так. Я провел много лет, сражаясь против фервингов, и черногорцев, и Ментеше, и нашей собственной знати. Я сражался, и я плел интриги, и я строил заговоры. Ланиус придумал, как вернуть Скипетр у Йозгата, и я пошел и сделал это. Я сделал это, и я использовал Скипетр так, как ты сказал, Отус — и теперь, что я могу сделать до конца своих дней, что будет иметь хоть десятое значение?"

"О", - тихо сказал Птероклс. "Теперь я понимаю".

Отус все еще выглядел озадаченным. У него было то, что он хотел — его душа, которую он мог назвать своей, и его женщина, которую он тоже мог назвать своей, — и он был доволен. Что было у Граса, так это определенное знание того, что он уже совершил величайшие подвиги в своей жизни. Он гордился ими, да, но из-за них все, что могло последовать, казалось разочарованием.

И сколько лет разочарования ему пришлось ожидать? Конечно, он не мог быть уверен. Возможно, боги на небесах были уверены в таких вещах. Если так, то держать это при себе было одной из немногих любезностей, которые они проявили к смертным людям.

Грас отвернулся от Скипетра Милосердия. Получить то, чего ты всегда хотел всю свою жизнь, было чудесно. Иметь его перед собой и знать, что ты никогда больше ничего так сильно не захочешь, пока жив, а также знать, что ничто из того, чего ты действительно хочешь, не будет иметь большого значения по сравнению с тем, что у тебя уже есть, — было пугающим.

На мгновение ему показалось, что он слышит смех где-то вдалеке. Затем он понял, что ему это не почудилось; это был слуга где-то на полпути через дворец. У него вырвался вздох облегчения. Он боялся, что это был Изгнанный, который, в конце концов, смеялся последним.

Он посмотрел на юг, чего почти не делал с тех пор, как вернулся в город Аворнис. Предположим, что изгнанный бог получил то, чего всегда хотел. Предположим, он смог бы овладеть Скипетром Милосердия и восстановить правление на небесах. Жил бы он долго и счастливо с тех пор? Или даже безграничное господство через некоторое время приелось бы? Грас, конечно, не знал. По природе вещей, он не мог знать, как бы все обернулось для Изгнанного. Но он знал, как бы он догадался.