Возвращение Короля

— Нет, леди. Я не могу так поступить без разрешения короля и вашего брата, а они не вернутся до завтра. У меня же на счету каждый час, дорога каждая минута. Прощайте!

И вдруг она упала на колени.

— Я умоляю тебя!

— Нет, леди. — Арагорн бережно поднял ее. Поцеловав ей руку, он прыгнул в седло и поехал, не оглядываясь. И лишь те, кто хорошо знал его и ехал поблизости, видели, какую боль он испытывает.

Эовин стояла неподвижно, как высеченная из камня статуя, и, сжав руки, следила за всадниками, пока те не скрылись в тени Двиморберга, Горы Призраков, в которой находились Врата Смерти. Когда отряд исчез из вида, Эовин повернулась и, спотыкаясь, как слепая, пошла к себе. Никто из ее людей не видел этого расставания: все были напуганы и прятались, пока чужеземцы не ушли. И некоторые говорили:

— Это эльфы. Пусть идут в темные места и никогда не возвращаются. Время и так злое.

Солнце все еще не поднялось из-за черных хребтов Горы Призраков перед ними, и свет по-прежнему был серым. Ужас охватил друзей, когда они проехали между рядами древних камней и оказались вблизи Димхолта. Здесь, в тени черных деревьев, которую даже Леголас не мог долго выдерживать, они нашли ровное место — долину, уходившую в гору. Справа от дороги стоял одинокий могучий камень, подобный персту судьбы.

— У меня кровь в жилах стынет, — сообщил Гимли.

Остальные молчали, и его голос утонул в толстом слое пихтовых игл, ковром лежавших у них под ногами. Лошади не хотели идти мимо грозного камня, пока всадники не спешились и не повели их. Так они подошли к концу долины. Здесь была крутая каменная стена, а в ней, как пасть ночи, зиял темный проем. Над ним на широкой арке были вырезаны знаки и фигуры, слишком неясные, чтобы пытаться прочесть, и страх исходил от них, словно густой туман.

Отряд остановился, и не было сердца, что не дрогнуло бы, разве что сердце эльфа Леголаса, который не боялся призраков людей.

— Это злая дверь, — сказал Халбарад, — и моя смерть лежит за ней. Тем не менее я осмелюсь пройти в нее, но вот ни одна из лошадей не посмеет.

— Но мы должны войти, а значит, и лошади наши — тоже, — возразил Арагорн. — Потому что, если мы пройдем эту тьму, много лиг предстоит одолеть за нею и каждый потраченный нами час приближает триумф Саурона. Следуйте за мной!

Арагорн шагнул вперед, и сила его воли была такова, что все дунаданы со своими лошадьми последовали за ним. Любовь лошадей к рейнджерам была огромна: они шли за своими всадниками, преодолевая слепой ужас. Все, кроме Арода, роханского коня: он стоял, мокрый, и дрожал от страха, так что больно было на него смотреть. Однако стоило Леголасу, положив ему на глаза руку, что-то негромко проговорить, и Арод позволил ему провести себя через дверь. Снаружи остался только гном Гимли. Колени его дрожали, он злился сам на себя.

— Неслыханно! — сказал он себе. — Эльф идет под землю, а гном не осмеливается!

С этими словами Гимли ринулся вперед. Ему показалось, что ноги его налились свинцом, глаза заволокло тьмой и он ослеп, Гимли, сын Глойна, который бесстрашно спускался в самые глубокие места мира!

Арагорн захватил в Данхэрроу факелы, и теперь он шел впереди, высоко подняв один из них. Эльладан с другим факелом замыкал шествие, и Гимли, спотыкаясь, догонял их. Он ничего не видел, кроме тусклого пламени факелов. Когда отряд останавливался, вокруг слышался гул голосов и шепот слов на языке, которого Гимли никогда не слыхал прежде.

Никто не нападал на отряд, не мешал ему пройти, но страх в душе гнома все возрастал, а повернуть назад было невозможно: все пути были заполнены невидимым войском, следовавшим за ними.

Так тянулось время, пока Гимли не явилось зрелище, о котором впоследствии он старался не вспоминать. Дорога была широкой, насколько он мог судить, но теперь отряд неожиданно очутился в большой пещере, и стен ни с одной, ни с другой стороны не было. Ужас Гимли был так велик, что он с трудом передвигал ноги. Слева во мгле что-то сверкнуло. Арагорн остановился и пошел взглянуть, что это такое.

— Неужели он совсем не чувствует страха? — пробормотал гном. — В любой другой пещере Гимли, сын Глойна, первым побежал бы на блеск золота. Но не здесь! Да пропади оно пропадом!

Тем не менее он подошел ближе и увидел склонившегося Арагорна, в то время как Эльладан держал оба факела. Перед Арагорном лежал скелет могучего человека в кольчуге. Все его снаряжение хорошо сохранилось: воздух в пещере был сух, а кольчуга воина позолочена. Пояс на нем был из золота и украшен гранатом, шлем на черепе — с богатой золотой отделкой. Воин упал лицом вниз перед стеной пещеры. Перед ним высилась накрепко запертая каменная дверь. Костяшками пальцев скелет все еще цеплялся за едва заметную щель. Рядом лежал меч, весь в зазубринах: очевидно, воин в отчаянии рубил им камни.

Арагорн не тронул останков, но, молча осмотрев, выпрямился и вздохнул.