Возвращение короля

Гэндальф ехал уже некоторое время. В небе разгорался день, и Пиппин, проснувшись, осмотрелся. Слева к унылой тени на востоке поднималось море тумана. Справа строптиво вскидывали головы большие горы, тянувшиеся с запада и внезапно круто обрывавшиеся, словно, когда создавался этот край, Река, пробив гигантский барьер, вырезала огромную долину, чтобы в грядущем та стала ареной борьбы и споров. А там, где заканчивались Белые горы Эред-Нимрайса, Пиппин, как и обещал Гэндальф, увидел темную громаду Миндоллуина, густо-лиловую тень его высотных долин и ее высокий склон, белеющий в свете начинающегося дня. На уступе горы возвышался Охраняемый город о семи каменных стенах, таких прочных и древних, что казалось, будто их не построили – высекли из костей матери-земли великаны.

Пока Пиппин смотрел и дивился, стены изменили цвет с серого на белый, зарозовели в лучах зари – и вдруг из тени на востоке вышло солнце, и его луч ударил Городу в лицо. Тогда Пиппин громко вскрикнул: башня Эктелиона, высокая, стройная и прекрасная, поставленная высоко в кольце самой верхней стены, засверкала в небе жемчужно-серебряной иглой. Вершина ее сияла, словно хрустальная. Утренний ветерок развернул и заструил белые знамена на укреплениях, и где-то в недосягаемой вышине зазвенел чистый голос серебряных труб.

Так на восходе солнца Гэндальф и Перегрин подъехали к Главным воротам Гондора, и железные створки распахнулись перед ними.

– Митрандир! Митрандир! – кричали люди. – Теперь мы знаем, что буря близко!

– Она уже грянула, – сказал Гэндальф. – Я примчался на ее крыльях. Пропустите меня! Я должен увидеться с повелителем Денетором, пока он еще наместник. Что бы ни случилось, нынешнему, привычному вам Гондору приходит конец. Пропустите!

Услышав повелительный голос чародея люди расступились и прекратили расспросы, но с удивлением разглядывали хоббита, сидевшего перед Гэндальфом, и коня, на котором чародей приехал. Гондорцы очень мало использовали лошадей, и лишь изредка можно было увидеть этих животных на улицах – только если ехал гонец со срочным поручением повелителя. И люди говорили: «Это, конечно, один из самых больших коней роханского короля. Может, и сами рохирримы скоро явятся к нам на помощь». Но Обгоняющий Тень уже гордо поднимался по длинной извилистой дороге.

Ибо устройство Минас-Тирита было таково, что город построили на семи уровнях, вырытых в склоне холма; над каждым возвели стену, а в каждой стене проделали ворота. Но они располагались не на одной линии: Главные ворота внешней городской стены выходили на восток, следующие – на юго-восток, а те, что за ними, – на северо-восток и так далее. Поэтому мощеная дорога, которая вела к цитадели на вершине холма, то и дело поворачивала, и всякий раз, пересекая линию больших ворот, проходила через сводчатый туннель, пробитый в скале, чей выступ делил надвое все круги Города, кроме первого. Ибо создавшая холм первобытная стихия, а затем несравненное искусство и тяжкие труды древних гондорцев возвели в глубине большого двора за Воротами высоченный каменный бастион с устремленным на восток острым, точно корабельный киль, ребром между фасами. Бастион поднимался вровень с верхним внутренним кругом и на этой высоте венчался укреплениями, чтобы с его вершины из цитадели можно было глядеть, точно морякам огромного корабля, на семьсот футов вниз, на Ворота. Вход в цитадель также смотрел на восток, но был вырублен в самой скале; оттуда длинный, освещенный фонарями склон вел к седьмым воротам. Вошедший в конце концов добирался до королевского двора и площади с фонтаном у подножия белой башни, стройной, высотой пятьдесят саженей от подножия до вершины, где, вознесенный на тысячу футов над равниной, развевался флаг Наместника.

Это была поистине неприступная крепость, и никакое войско не могло овладеть ею, пока в ее стенах оставался хоть один человек, способный держать оружие, – разве что враг зашел бы с тыла, взобрался на Миндоллуин и оттуда по узкому отрогу, соединявшему холм Стражи с горой, подобрался бы к скалистой громаде. Но этот отрог, поднимавшийся до уровня пятой стены, перегораживал мощный вал, достигавший пропасти у его западного края; на этом пространстве между горой и башней стояли вечно безмолвные дома и куполообразные могилы почивших королей и повелителей города.

Пиппин с растущим удивлением смотрел на огромный каменный город, столь обширный и великолепный, что и во сне не приснится, – больше и сильнее Исенгарда и неизмеримо прекраснее. Однако с течением лет Минас-Тирит и в самом деле приходил в упадок и уже наполовину опустел – здесь могло бы свободно проживать вдвое больше народа. На каждой улице Гэндальф и Пиппин проходили мимо больших каменных домов, чьи двери и арки ворот украшала великолепная резьба – надписи, странные и древние. Пиппин предположил, что это имена некогда живших там важных людей и их сородичей. Однако ныне дома были погружены в безмолвие, на широких мощеных дворах не звучали шаги, в залах не звенели голоса, в дверях и пустых окнах не было видно лиц.