Возвращение короля

Сборы закончились. Отъезжающие осушили прощальную чашу и со словами благодарности и дружбы расстались. Прибыв в Пропасть Хельма, они отдыхали два дня. Там Леголас выполнил свое обещание, и посетил вместе с Гимли Блистающие пещеры, и, вернувшись, молчал, обмолвившись лишь, что только Гимли может найти подходящие слова для того, чтобы говорить о них. «Никогда еще гном не торжествовал победу над эльфом, состязаясь с ним в красноречии, — сказал он. — Теперь поедем в Фангорн, и счет сравняется».

Из Дипингкума они отправились в Исенгард и увидели, чем заняты энты. Все каменное кольцо было разрушено, земля внутри его превратилась в сад, по которому протекал ручей. В середине из чистого озера поднимался Ортанк, по-прежнему высокий и недосягаемый, и черный камень его стен отражался в воде.

Некоторое время путешественники стояли на том месте, где некогда были ворота Исенгарда и где теперь, в начале ведущей к Ортанку зеленой аллеи, росли два высоких дерева – точно часовые. Гости с удивлением обозревали плоды энтских трудов, но никого не видели поблизости. Однако вскоре послышалось «хум-хум, хум-хум» —по дороге к ним шел Древобородый, а рядом с ним Быстрый.

— Добро пожаловать в Ортанкский сад! — сказал Древобородый. — Я знал, что вы идете, но был занят работой в долине. Тут еще многое нужно сделать. Я слышал, вы на юге и на востоке тоже не бездельничали; и все, что я слышал, славно, очень славно. — Тут Древобородый расхвалил содеянное ими, о чем, по-видимому, знал все. Наконец он умолк и устремил на Гэндальфа долгий взгляд.

— Что ж, — заключил он, — вы оказались сильнее и потрудились на славу. Куда же вы теперь? И зачем пришли сюда?

— Посмотреть, как подвигается ваша работа, мой друг, — ответил Гэндальф, — и поблагодарить за помощь в том, чего мы добились.

— Хум, что ж, это только справедливо, — кивнул довольный Древобородый, — разумеется, энты свое сделали. И не только с тем, хум, с тем проклятым древоубийцей, что жил здесь. Ибо сюда хлынули толпы этих – бурарум, злоглазых-черноруких-кривоногих-жестокосердных-когтелапых-кровожадных, моримайте синкахонда, хум, да ладно уж, поскольку вы торопливый народ, а их полное имя нескончаемо, как годы пытки, – этих паразитов орков. Они явились из-за Реки, и с севера, и со всех сторон в обход Лаурелиндоренанского леса, куда не могли войти благодаря присутствующим здесь Великим. — Энт поклонился госпоже и господину Лориена.

— Эти подлые твари страшно удивились, встретив нас на Волде, ибо прежде не слыхали о нас, хотя то же самое можно сказать и о лучших народах. И немногие запомнят нас – мало кто ушел от нас живым, да и тех почти всех поглотила Река. Впрочем, к вашей выгоде: не встреть они нас, степной король уехал бы недалеко, а если бы уехал, то ему некуда было бы вернуться.

— Мы хорошо знаем это, — сказал Арагорн, — и никогда не забудем, ни в Минас-Тирите, ни в Эдорасе.

— Никогда – слишком длинное слово даже для меня, — проговорил Древобородый. — Вы хотите сказать, пока живет ваш народ, а он будет жить действительно долго, даже с точки зрения энтов.

— Начинается Новая эра, — сказал Гэндальф, — и вполне может случиться так, друг мой Фангорн, что люди переживут энтов. Но скажите же: что мое поручение? Как Саруман? Ему еще не надоел Ортанк? Вряд ли он поблагодарит вас за то, что вы улучшили вид из окон.

Древобородый долго глядел на Гэндальфа – как показалось Мерри, очень хитро. — А! — сказал он. — Я так и думал, что вы спросите об этом. Надоел ли ему Ортанк? Очень, но не столько башня, сколько мой голос. Хум! Я рассказывал ему длинные истории... то есть длинные по вашим меркам.

— Почему же он слушал? Вы приходили в Ортанк? — поинтересовался Гэндальф.

— Хум, нет, не в Ортанк! — ответил Древобородый. — Но он подходил к окну и слушал, ибо любым путем хотел узнать новости, и хотя они ему не нравились, слушал он с жадностью. Я заметил, что он выслушивает все до словечка. Но я добавлял к новостям много такого, над чем ему полезно было подумать. Он очень устал. Он всегда был торопыгой. Это его и погубило.

— Я замечаю, мой добрый Фангорн, — проговорил Гэндальф, — что вы упорно говорите: жил, был, устал. Почему? Он умер?

— Нет, насколько мне известно, — ответил Древобородый. — Но он ушел. Да, семь дней назад. Я позволил ему уйти. От него мало что осталось: когда он выполз, то походил на бледную тень, как и его червеобразный приятель. И не напоминайте мне, Гэндальф, что я обещал стеречь его: я не забыл об этом. Но с тех пор положение изменилось. Я стерег его, пока он еще мог вредить. Вам следовало бы знать, что больше всего я ненавижу, когда живое существо держат в клетке, и даже таких, как они, не стал бы держать взаперти без особой необходимости. Змея без жала может ползти куда захочет.