Возвращение короля

— Я стою в Минас-Аноре, в Башне Солнца, — сказала она, — и о диво! Тень исчезла! Я оставлю доспехи и меч, не буду соперничать с великими всадниками, перестану наслаждаться одними только песнями об убийствах. Я стану целительницей, полюблю все, что растет и не бесплодно. — Тут она опять посмотрела на Фарамира и сказала: — Я больше не хочу быть королевой.

Тогда Фарамир весело рассмеялся: — Это хорошо, ибо я не король. Но я женюсь на Белой Даме из Рохана, если она того пожелает. И если она захочет, мы пересечем реку и будем счастливы, и поселимся в прекрасном Итилиене, и разобьем там сад. Все будет расти там с радостью, если придет Белая Дама.

— Значит, мне придется оставить свой народ, гондорец? — спросила она. — И ваши гордецы станут говорить о вас: «Вот идет тот, кто приручил дикую северянку-воительницу! Разве не нашлось для него нуменорки?»

— Пусть! — сказал Фарамир, и обнял ее, и поцеловал под солнечным небом, не заботясь о том, что они стоят высоко на стене, на виду у многих. И многие действительно видели и их самих, и свет, исходивший от них, когда они сошли со стены и рука в руке пошли к Домам Исцеления.

А главе Домов Исцеления Фарамир сказал: — Вот благородная госпожа Эовин Роханская, теперь она здорова.

И главный лекарь ответил: — Тогда я отпускаю ее и прощаюсь с ней, и пусть никогда более не знает она ни ран, ни хворей. До возвращения ее брата я вверяю наместника Города ее заботам.

Но Эовин сказала: — И все же теперь, получив разрешение уйти, я остаюсь. Из всех домов города этот стал для меня самым счастливым.

И она осталась там до возвращения короля Эомера.

В Городе все было готово. Собралось множество людей, ибо новости разлетелись по всем окраинам Гондора, от Мин-Риммона до самого Пиннат-Гелина и далеких морских берегов. И все, кто мог прийти в Город, поспешили прийти. Город вновь наводнили женщины и красивые дети, вернувшиеся в родные дома с охапками цветов. Из Дол-Амрота прибыли искуснейшие арфисты, а из долин Лебеннина – звонкоголосые певцы и музыканты, играющие на виолах, флейтах и серебряных рогах.

Наконец однажды вечером со стен увидели в поле шатры, и ночь напролет горели костры – люди ждали рассвета. И когда ясным утром над восточными горами, более не окутанными тенью, встало солнце, зазвонили все колокола, развернулись и затрепетали на ветру все знамена, а над Белой башней цитадели, над Гондором, в последний раз взвилось знамя наместника – ярко-серебряное, точно снег под солнцем, без всякого изображения или девиза.

Тогда воеводы Запада повели свои рати к Городу, и народ видел, как они приближаются – ряд за рядом, сверкая и блестя в солнечных лучах, словно серебряная река. И вот воины подошли к дороге, ведущей к воротам, и в одной восьмой мили от стены остановились. Ворота еще не восстанавливали, но вход в город преграждало прясло, а подле него стояли люди в черном и серебряном, с обнаженными длинными мечами. Перед пряслом ждали Фарамир, наместник, и Хурин, хранитель ключей, и другие гондорские военачальники, и благородная Эовин Роханская с воеводой Эльфхельмом, и много рыцарей Марки. А по обе стороны от ворот толпился пестро одетый народ с цветочными гирляндами.

И вот у стен Минас-Тирита образовалось обширное пространство, со всех сторон окаймленное живой стеной рыцарей, гондорских и роханских ратников, а также жителей Города и соседних с ним областей. Внезапно наступила тишина: из рядов войска вышли дунаданы в серебряном и сером, и перед ними медленно шел властитель Арагорн. Он был в черной кольчуге, отделанной серебром, и в длинном белоснежном плаще, сколотом у горла крупным зеленым самоцветом, чей блеск был виден издалека, и с непокрытой головой. Лишь на челе Арагорна горела звезда, прикрепленная тонкой серебряной нитью. С ним шли Эомер Роханский, великий князь Имрахиль, Гэндальф в белых одеждах и четыре маленькие фигурки, на которых дивились все люди.

— Нет, сестра! это не мальчишки, — сказала Иорет своей родственнице из Имлот-Мелюи, стоявшей рядом с ней. — Это периайны из далекой земли коротышей – говорят, знатнейшие князья. Я-то уж знаю, потому как ходила за одним из них в Домах. Они маленькие, но храбрые. Да, сестра, один из них отправился с одним только оруженосцем в Черную Землю, сразился там с самим Повелителем Тьмы и сжег его башню, представляешь? Так, по крайней мере, говорят в городе. Это тот, что идет рядом с Эльфийским Камнем. Я слышала, они большие друзья. А какое чудо господин Эльфийский Камень! Речи у него не больно-то ласковые, уверяю тебя, зато сердце золотое. И руки целителя. «Руки короля – руки целителя», — сказала я, так все и открылось. А Митрандир сказал: «Иорет, люди надолго запомнят твои слова», и...

Но Иорет не долго пришлось учить уму-разуму деревенскую родню – пропела труба, и воцарилась мертвая тишина. От ворот вперед выступили Фарамир и Хурин, а за ними шли четыре воина в шлемах с высокими гребнями и доспехах цитадели; они несли большую шкатулку из черного лебетрона, отделанную серебром.